Вишневые воры - стр. 11
Дорогие влюбленные.
Безвременно почившие.
Первой была Эстер. Ей – как самой старшей из сестер – было не привыкать к первым ролям, поэтому логично, что эта история начинается с ее шагов к алтарю, а потом и дальше – туда, где, как говорила мама, ее ждало «что-то ужасное». Кто-то должен был стать первой, а поскольку Эстер всегда была самой доброй и ответственной из нас, я уверена, что, даже не будь она старшей, она все равно посчитала бы своим долгом проложить путь для своих сестер. Как бы то ни было, она не знала, что начинает историю, окончание которой увидит лишь одна из нас.
Лето перед свадьбой Эстер было последним нормальным нашим летом. Именно тогда она встретила Мэтью. Не люблю думать о нем, как и обо всем, что ворвалось в нашу жизнь с его появлением, но без него не было бы никакой свадьбы.
Летом 1949 года мы отправились на Кейп-Код, где отдыхали каждый год. Там мы заняли трехкомнатный номер-люкс в отеле на Террапин-Коув – улице, расположенной в нижней части полуострова. Мы с мамой и сестрами выбирались куда-либо из «свадебного торта» только на эти две недели в июле. Летний отпуск был нашим ежегодным проветриванием: нависший над нами купол поднимался, и мы – выбирая из множества метафор – расползались, как муравьи, разлетались, как бабочки, уносились с ветром, как цветочные лепестки.
Впрочем, мы так привыкли постоянно быть в четырех стенах, что слишком уж далеко не разбегались и целые дни проводили на пляже, растянувшись на пестрой куче одеял. Мой отец, которому слово «отдых» было неведомо, с работой не расставался и всю неделю проводил дома. Он приезжал в выходные, но как будто и не приезжал вовсе: весь день сидел в гостинице, разбираясь с бумагами и бухгалтерскими книгами. А когда он все же выходил на улицу – в своем немодном коричневом пиджаке, щурясь на солнце, прикрывая глаза козырьком ладони, – то выглядел совершенно не к месту. Он искал глазами жену и дочерей, наш островок на песке, а когда находил, не махал нам рукой и не улыбался, а разворачивался и возвращался в дом, удостоверившись, что мы на месте. Мне казалось, что это так и записано у него в календаре: 11:00, время для семьи.
Каждый день мы с сестрами и мамой сидели на пляже у гостиницы, окружив себя открытыми зонтиками. Белинда, наша мама (я постараюсь почаще так ее называть; в конце концов, она была самой собой, а не только нашей мамой), на пляже всегда скрывалась под зонтом, как и дома, когда работала в саду. Она носила белые льняные платья и убирала свои длинные седые волосы (она поседела после сорока пяти лет) в викторианский пучок, выпустив пару прядей по бокам, чтобы скрыть бесформенные мочки ушей.