Ветлуга поёт о вечном - стр. 20

Кельдибек-то потом как помешенный стал,

И на Волгу ходил, много жёг городов.

Говорят, всё Степана хотел он найти,

Всё не мог он унять свою боль, и свой гнев.

А потом уж убили его самого.

Вот тогда-то Степан воротился назад,

Да пришёл в монастырь, чтобы век в нём прожить.

Так теперь и живёт он при монастыре.

Мальчик служит при нём, помогает ему… –

Лишь закончила сказ, Митька вдруг заревел;

Громко, в голос; терпеть он уж больше не мог;

Долго слёзы держал, да не смог удержать.

– Митька, что ты?.. Ну, полно, родной мой, не плачь… –

Плакать он не хотел: слёзы сами текли.

– Как же, баба?.. За что же?.. А Бог-то?.. За что?.. –

Выговаривал Митька сквозь слёзы с трудом.

– Так ведь, милый мой, дочь он украл у отца.

Разве ж можно? За то его Бог наказал.

Да и князь-то, поди, за жестокость свою

Отстрадал. Он теперь уж в могиле лежит.

А Степан-то вон – жив… Бог, он знает, родной… –

Бабка Вера сказала Наташе тогда:

– А зачем же его приютил монастырь?

От него ж нету проку. Водись с ним, корми.

Разве что побираться он может, и то… –

Бабка Вера брезгливо махнула рукой.

– Не во всём же нам прок-то искать. А душа?.. –

Ей сказала Наташа. А Вера в ответ:

– Да душа-то без прока сильнее болит.

– То у жадных болит. А у щедрых-то прок

Не в наживе, а в том, чтобы сеять добро… –

Только Вера не слушала больше её:

Вдруг у крайних телег зашумела толпа,

И сбегался народ. Вера встала скорей:

– Побегу, посмотрю, что творится вон там… –

И, вскочив, убежала, смешалась с толпой,

Цвет зелёный платка лишь мелькал иногда.

7. Одержимые и примиритель

– Этот! Этот! – кричали в стихийной толпе.

– Эти с ним! – шум волнений всё ширился, рос.

Там, у края рядов, где телеги углом

Развернули к реке, собиралась толпа.

Мужики там зажали марийцев в углу,

Их к телегам прижав, да хотели побить.

Но с десяток марийцев в кругу мужиков,

Кое-как отражали напор до поры.

Впереди всех Бакмат, грозно выставив нож,

Для острастки немного подранил двоих.

Только этим сильней разозлил мужиков:

– Ну-ка, дайте мне кол! Я, собаку, его,

По телеге размажу, – Гордей закричал. –

Он, собака, ножом… Погляди, мужики… –

И Гордей всем показывал рану свою:

На груди сквозь разрез у рубахи видна

Рана свежая, мелкая. Тёмная кровь

Всю рубаху льняную внизу залила.

– Бейте их, мужики! Есть ножи и у нас! –

А марийские бабы кричат на своём

Да на ломаном русском, что б драку унять:

– Перестань! Ваш игумен велела, чтоб мир!.. –

Бабка Вера поспела, втесалась в толпу

Среди баб, да поближе, чтоб драку смотреть:

– Бейте их, мужики! Будут знать, как сжигать

Нам амбары с зерном! – закричала она.

– Ты откуда такая горластая! Цыц!