Веселые виндзорские кумушки - стр. 10
Фентон. Что нового? Как поживает прекрасная мисс Анна?
Мистрис Куикли. Вот уж правда, сэр, и прекрасна она, и добродетельна, и кротка… и вам не враг, могу сказать кстати, слава тебе господи!
Фентон. Удастся ли мне? Как ты думаешь? Я не получу отказа?
Мистрис Куикли. Правду сказать, сэр, все в руках Божьих. Но, тем не менее, мистер Фентон, готова поклясться, она вас любит. Есть у вашей милости бородавка над глазом?
Фентон. Есть. Но при чем тут бородавка?
Мистрис Куикли. Тут целая история. Ох, уж эта мне Нэн. Но могу дать ей демонстрацию: добродетельнее девушки днем с огнем не найти. Мы битый час толковали все об этой родинке! Вот уж насмеешься-то с ней. Правда, она очень склонна к меланхолии и задумчивости, но одно вам могу сказать: действуйте!
Фентон. Хорошо, я сегодня же повидаюсь с ней. На, вот тебе деньги. Похлопочи, пожалуйста, за меня… Если увидишь ее раньше, чем я, замолви словечко.
Мистрис Куикли. Замолвить? Да уж замолвим! А в другой раз я вам поподробнее расскажу насчет родинки да кстати и насчет других женихов.
Фентон. Отлично. Ну, прощай, я очень тороплюсь. (Уходит.)
Мистрис Куикли. Всего доброго вашей милости! – Правду говоря, прекрасный молодой джентльмен! Но Анна его не любит. Потому что я знаю ее чувства не хуже кого другого. – А, чтоб тебя! Как это я позабыла! (Уходит.)
Акт II
Сцена 1
Перед домом Педжа.
Входит мистрис Педж с письмом.
Мистрис Педж. Каково это? Как же это так: любовные письма миновали меня в самые праздничные годы моей жизни, а теперь я стала их получать? Посмотрим! (Читает.) «Не спрашивайте у меня, почему я люблю вас. Хотя любовь позволяет рассудку быть проповедником, но никогда не выбирает его в советчики. Вы уже не молоды, я тоже. Вот вам и симпатия. Вы веселого нрава, я тоже, ха-ха! Вот вам и еще симпатия. Вы не прочь выпить, я тоже, – какой же вам еще симпатии? Удовлетворись тем, мистрис Педж, если только любовь воина может удовлетворить тебя, что я тебя люблю. Я не говорю: «сжалься надо мной», – такие выражения воину не подходят, но я говорю: «люби меня».
Джон Фальстаф». Вот Ирод-то иудейский! О испорченный, развращенный свет! Этакая развалина притворяется юным кавалером! Какой же это неосторожностью я, с чертовой помощью, подала этому фламандскому пьянчуге повод так дерзко осаждать меня? Да я его и трех раз не видала! Что я ему могла сказать? Я при нем, кажется, своей веселости не расточала, прости меня Бог! Я положительно внесу билль в парламент об истреблении мужского рода! Как же мне ему отомстить? Потому что отомщу-то я ему непременно, – это так же верно, как то, что у него вместо кишок – колбаса!