Великое расширение - стр. 23
И вот у него собственное дело и семья, жизнь течет в ритмах, надежных, как прилив и отлив. Ничто существенное не меняло поверхности его жизненного моря, ничто – до этого самого момента.
Па обращал молитвы к Туа Пех Конгу и Ма Чи О[12], сжигал на их алтарях жертвенные палочки и приносил в жертву предкам пищу, чтобы они берегли его крохотное судно. Но веру в материальные проявления сверхъестественного – призраков, понтианаков[13] и духов – он оставлял другим людям, более впечатлительным, чем он. Тот исчезнувший остров, странное, но неоспоримое поведение рыбы, которая, будто чуя приманку, пошла прямиком в сети, противоречили его пониманию мира.
Однако больше всего на свете он хотел снова отыскать остров. Хуже того, Па думал, будто знает как. Это и привело его к предкам: он решил попросить разрешения, а возможно, и прощения.
Первой такую мысль вложила ему в голову жена. От нее он узнал о драке между сыновьями и о том, как старший заявил младшему, что остров появился по его вине.
– Ям сказал, что Боонь приносит несчастье, – сказала Ма, – он проклят, и поэтому ты больше не берешь его в море.
Сперва Па рассмеялся. Ну что за мальчишка! Вечно старший придумывает что-нибудь новенькое, чтобы помучить брата. Но потом Па умолк.
Как ни крути, но А Боонь вышел тогда с ними впервые. Все остальное было как раньше.
Остров существует. И Боонь – тот, кто способен показать ему, где этот остров.
Вот только благоразумно ли это, справедливо ли? Бооню пора в школу, Па обещал это жене. Не навлечет ли он невзгоды на семью, если втянет в это мальчика?
Па принялся оттирать надгробие, которое уже оттирал за день перед этим. Надгробие на могиле матери. Достал зубочистку, обмотал ее мягкой тряпочкой, которой обычно чистил гравировку на плитах.
Тряпочка лишь слегка посерела, а в складках запутался маленький красный муравей. Может, это знак? Па задумчиво посмотрел на муравья. Солнце садилось, ухо улавливало зуд комаров, а оранжевые лучи рисовали возле надгробий длинные темные тени. Па тронул пальцем муравья, тот замер, а потом извилистым путем засеменил к костяшке пальца.
Когда Па пришел к Пак Хассану, дома он его не застал.
– Рыбачит, – сказала Амина, одна из его шести дочерей, и покачала головой, словно считала главу семейства непослушным ребенком.
На руках у нее барахтался младенец с лицом, похожим на сливу. Ко лбу прилипла темная прядь волос, и Па вспомнил Хиа – тот родился с пушистыми кудряшками.
– Мальчик или девочка? – спросил Па на своем рыночном малайском.
– Девочка, – чуть обиженно ответила Амина, как будто это было очевидно. – Это первенец моей дочки.