Великие тайны русского престола - стр. 72
На основании царских писем В.О. Ключевский нарисовал знаменитый психологический портрет Ивана-ребенка. «Мальчик, – уверял историк, – родился «с блестящими дарованиями, с восприимчивою, легко увлекающеюся и страстною природою».
Вне всякого сомнения, считали он, эта восприимчивость, страстность и раздражительность были развиты до высшей степени обстоятельствами детства его.
Безобразные сцены боярского своеволия и насилий, среди которых рос Иван, превратили его робость в нервную пугливость. Ребенок пережил страшное нервное потрясение, когда бояре Шуйские вломились в его спальню, разбудили и испугали его.
С годами в Иване развились подозрительность и глубокое недоверие к людям, и вряд ли можно сомневаться в том, что в душу сироты рано и глубоко врезалось чувство брошенности и одиночества.
Пребывая среди чужих людей, Иван привык постоянно оглядываться и прислушиваться. Это развило в нем подозрительность, которая со временем превратилась в недоверие к людям.
В повседневной жизни он видел только равнодушие и пренебрежение со стороны окружающих, «его стесняли во всем, плохо кормили и одевали, ни в чем воли не давали, все заставляли делать насильно и не по возрасту».
Но стоило ему только появиться на каком-нибудь торжественном или официальном мероприятии, как его окружали царственной пышностью, смотрели и слушали его с раболепным смирением.
Его ласкали как государя и оскорбляли как ребенка. Но хуже всего было то, что он не всегда мог говорить о своей досаде и, что называется, сорвать сердце. А когда он пытался это сделать, его грубо обрывали и не слушали.
Эта необходимость постоянно плакать в подушку и дуться в рукав, вела к раздражительности и, что самое печальное, молчаливому озлоблению против людей.
Чуть ли не все годы после смерти матери он провел со сжатыми от злости и негодования зубами. Понятно, что такой образ жизни не мог остаться без последствий, особенно если учесть, что касался он не простого человека, а царя с практически неограниченной властью.
«Вечно тревожный и подозрительный, – писал знаменитый историк, – Иван рано привык думать, что окружен только врагами, и воспитал в себе печальную наклонность высматривать, как плетется вокруг него бесконечная сеть козней, которою, чудилось ему, стараются опутать его со всех сторон. Это заставляло его постоянно держаться настороже; мысль, что вот-вот из-за угла на него бросится недруг, стала привычным, ежеминутным его ожиданием. Всего сильнее работал в нем инстинкт самосохранения. Все усилия его бойкого ума были обращены на разработку этого грубого чувства.