Вечная переменная - стр. 2

С другой ты, как звенья цепи, насовсем разъят.

Пока ты гадаешь, какая могла быть мной,

и та, и другая всегда – неизбежно я.

Мое черное сердце с извечной изнанкой солнечной

манит силой любви, обжигает холодной полночью.

Что мне мрак, если в нем и светлое есть, и темное?

Надо только разматывать, видеть, искать укромное.

Надо только, фонарь оставив, идти сквозь марево,

наступать осторожно, доверчиво разговаривать.

И открыто любить больное за едкой горечью.

Всё осветит мне черное сердце с изнанкой солнечной.

Я давно так живу, мне не стоит усилий ощупью

находить то, что спрятано, но показать мне хочешь ты.

Я давно уже знаю, как грубое просит нежности,

как отмечен судьбой тот, кто, нежность вскрывая, режется.

Ничего в этом мраке не страшно и не разрушено —

свет умеет его объяснять и обезоруживать.

И с тех пор ты идешь ко мне, лунный, наполнен полночью.

За моим черным сердцем с извечной изнанкой солнечной.

А глаза её – два кита, рот – шкатулка нот,

то ли музыка, то ли море внутри звенит.

Осень сузит зрачки так, как будто ей всё равно,

жизнь замкнется в себе, будет слушать её в тени.

Море космоса, космос моря, откройте шлюз,

этот город – почти корабль и телепорт.

Надышаться бы этим «я счастлив, но я боюсь»,

как душа просочившимся, вышедшим в ночь из пор.

Два кита, два хвоста, две мелодии в тишине.

Жизнь стоит у подмостков и смотрит в сердца волнам.

Осень делает вид, что ей всё равно, только – нет,

только музыка сердце сжигает ей докрасна.

Город, словно корабль, дает свой последний крен,

бьют хвостами киты, растворяются в синеве.

Море космоса, космос музыки в ноябре.

Телепорт, из которого падают души вверх.

У каждой пристани словно по рукаву – в них дышат ожившие, тени к ветрам плывут. И дети хохочут, и стайкой несутся к маме.

И в этом вселенском, вмещающем всех кармане весна окунается золотом в синеву. У писем воздушно-капельные пути: глотаешь по фразе, стремишься не пропустить. И если размыты буквы – попало море. Мы живы, мы руки раскинули на просторе: шуты, моряки, открыватели новых птиц.

Толкай меня в спину, рискуй со мной, балагурь – в кармане Вселенной нам хватит и слов, и бурь. И нежности хватит, и паруса, и объятий.

И смелости – главное, смелости – тоже хватит

прижаться к соленой влаге любимых губ.

>Кто я тебе после долгого размышления?

>Кто тебе я – после длительного отсутствия?

Осенью правда похожа на преступление: | кажется будто теперь об нее убьются.

Холодно, горячо, далеко ли, близко ли – | пустые попытки во всём разглядеть пророчества

Я бы могла оставить тебе записку и в ней рассказать о том…