Ван Тхо – сын партизана. Воспоминания морского пехотинца США о вьетнамской войне - стр. 19

Огоньком свечи в моем сердце затеплилась надежда! Получается, я был прав, полагая, что не все местные селения могут быть обозначены на наших картах.

Весь день и всю ночь я вместе с вьетнамскими мужчинами ворочал камни, долбил их и разбивал на куски, а женщины складывали обломки в большие плетеные корзины и выносили наверх. Наверное, старик быстро смекнул, что из этого свежего завала они легко наберут столько превосходно сохранившегося камня, что смогут сделать свою деревню белокаменной, поэтому так быстро и без всяких уговоров согласился помочь. Когда у моего фонаря сел аккумулятор, вьетнамцы притащили огромную размером с канистру масляную лампу, она горела ровно и ярко, мало в чем уступая моему суперсовременному канадскому фонарю.

Под утро мы, наконец, пробили брешь, но помощь пришла слишком поздно. Нудс и еще несколько моих боевых товарищей, которые не попали под смертоносный обвал и чудом уцелели, умерли от удушья.

Они лежали друг на друге вповалку и, словно большие рыбы, выброшенные на берег, страшно выпучили глаза и жутко разинули рты. Это зрелище я помню настолько отчетливо, как будто только вчера закончилась та кошмарная вьетнамская ночь.

Как мы ни старались, как ни бились, пройти по коридору дальше нам не удалось. Обвалившиеся камни лежали тяжело и неподвижно, и ничего их не брало, – ни лом, ни кирка.

Старик показал жестом, что все бесполезно, своды едва держатся, здесь из местных никто не ходит, – опасно, и стал что-то деловито сооружать из каменных обломков. Оказалось, что склеп. Я помог ему, и скоро все было готово. Мы сложили тела внутрь, а затем накрыли проем обломками каменных плит, которыми изобиловало это жуткое подземелье.

Я впал в ступор, как будто вместе с жизнью товарищей из меня ушла моя собственная жизнь. Кажется, я что-то говорил и плакал, склонившись над импровизированной могильной плитой, а когда пришел, наконец, в себя, никого рядом с собой не обнаружил. Старик и его односельчане исчезли, словно растворились, и унесли с собой все корзины с камнями.

Я невольно поежился, вспомнив висевшее на суку тело. Если эти вьетнамские крестьяне связаны с партизанами, а покойный Нудс был убежден, что они все с ними связаны, то, похоже, нас с радистом ожидает незавидная участь.

Весь покрытый пылью, страшный, голодный и уставший, я поднялся на колокольню. Джунгли окрасились в алый цвет утренней зари, я разбудил радиста, он спал как младенец, тихо посапывая и причмокивая, словно во сне сосал соску. Вот так он охранял рацию и оружие, пока я надрывался внизу!