В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда - стр. 75
Ниже мы приводим ряд графиков, иллюстрирующих связь между степенью неформальности (в разных ее измерениях) и душевым ВВП. Как можно видеть из рис. 2.1, между уровнями душевого ВВП и долей неформально занятых прослеживается сильная отрицательная связь. Еще более тесная корреляция обнаруживается для показателей занятости в неформальном секторе, т. е. при переходе от легалистского определения к производственному (рис. 2.2). В первом случае 1 логпункт ВВП снижает уровень неформальности примерно на 11 п.п., во втором – почти на 12 п.п. В то же время связь между неформальной занятостью в формальном секторе и уровнем ВВП на душу населения практически отсутствует (рис. 2.3). В менее развитых странах такая деформализация, по-видимому, сильнее, а сам формальный сектор невелик, тогда как в более развитых – наоборот. Также можно предположить, что степень деформализации трудовых отношений в формальном секторе определяется по большей части факторами (качеством институтов), лишь косвенно связанными с уровнем экономического развития страны. Как следствие, она может достигать высоких значений как в относительно бедных, так и в относительно богатых странах.
Более представительной как по числу стран, так и по охватываемому периоду оказывается статистика МОТ, касающаяся самозанятости. Как уже отмечалось выше, самозанятые составляют одну из главных составных частей неформальной занятости, а во многих странах это ее доминирующая форма. В странах Африки южнее Сахары около 80 % всех работающих являются самозанятыми, в странах Латинской Америки таковых около 40 %, а в странах Восточной Европы и Центральной Азии – около 20 % [World Bank, 2013]. При отсутствии данных, касающихся неформальной занятости, многие исследователи считают возможным использовать в качестве прокси для нее показатели самозанятости. Интересно поэтому понять, как выглядит в свете межстрановых сопоставлений эта форма занятости.
Рис. 2.1. Уровень неформальной занятости и ВВП на душу населения Источник данных: ILO, 2011.
Рис. 2.2. Уровень занятости в неформальном секторе и ВВП на душу населения Источник данных: ILO, 2011.
Рис. 2.3. Уровень неформальной занятости в формальном секторе и ВВП на душу населения
Источник данных: ILO, 2011.
Из данных МОТ следует (рис. 2.4), что общий уровень самозанятости варьируется от 0,7 % в Катаре до 95 % в Бурунди. В составе самозанятых мы можем выделить следующие категории: работодатели; индивидуальные работники; помогающие семейные работники (мы оставляем без обсуждения работников кооперативов в силу их малочисленности в большинстве стран мира). Дополнительно МОТ конструирует еще одну особую группу «работников с уязвимой занятостью», включающую работников-индивидуалов и помогающих семейных работников. Согласно оценкам МОТ, доля работодателей в общей численности занятых варьируется от 0,1 % в Бурунди и Камбодже до 14 % в Египте; доля индивидуальных работников – от 0,2 % в Катаре до 82 % в Нигере; доля помогающих семейных работников – от чуть более 0 % в нефтедобывающих странах Аравийского полуострова до 52 % на Мадагаскаре; доля работников с уязвимой занятостью – от 0,2 % в Катаре до 95 % в Бурунди. Средние значения составляют: для общего уровня самозанятости – 38 %, для доли работодателей – 3,5 %, для доли индивидуальных работников – 26 %, для доли помогающих семейных работников – 10 %, для уровня уязвимой занятости – 36 %. Таким образом, в современной мировой экономике примерно каждые два из пяти работников трудятся на условиях самозанятости.