В сторону лирического сюжета - стр. 15

Тут же доигрывается мотив тождества между умершей и цветами, что также способствует созданию этого неповторимого стихотворного орнамента.

Последний стих меланхолично и мягко завершает стихотворение:

Выразительный эффект здесь достигается за счет редкой вариации четырехстопного ямба с пиррихиями на второй и третьей стопах, дактилического словораздела и звуковых соответствий в стихах 7 и 8 на «у» и «х». Наконец, стих 8, смыкаясь со стихом 3, дорисовывает весь контур бесплодных усилий любви. Пожалуй, можно еще раз предположить сдвиг теперь-точки и подслушать голос души умершей, витающей вокруг милого, но уже оставленного тела.

Согласно нашим установкам, в бессюжетной миниатюре Батюшкова все-таки существует лирический сюжет. Он прослеживается в комбинаторике единиц низшего порядка, которую частично можно собрать. Лирический сюжет принципиально избегает формулирования, но здесь есть единицы высокого порядка, которые это допускают. Батюшковская элегия, едва начавшись, претерпевает стилистическое крушение и немедленно восстанавливает жанр в совершенстве, которое трудно было предугадать. Мотивы скорби и поэтического созерцания расходятся, представляют собою антиномии, отрицающие и усиливающие друг друга по мере отдаления, в результате чего они предстают как неустранимое тождество смерти и любви.

Возьмем теперь два стихотворения Пушкина, чтобы убедиться в наличии или отсутствии нарративного слоя в лирическом тексте.

Стихотворение кажется сюжетным или событийным. Зададим, однако, вопрос: можно ли его представить как рассказ о событиях? Например: на берегу моря я увидел купающуюся женщину, которая показалась мне Нереидой. Я незаметно смотрел, как она выходит из воды и выжимает пену из волос. Но вряд ли мы скажем, что стихотворение написано про это. Кроме того, и что же здесь интересного, поэтического? Ничего! Не сказано даже, дурно ли поступает рассказчик, сокрытый меж дерев. Следовательно, рассказ о событиях, если он имеет место, совершенно не релевантен и ничего нам не открывает, скорее, наоборот. Тогда, может быть, посмотрим со стороны события самого рассказываемого, – но и здесь, за исключением общих положений, мы ничего не найдем. Даже допуская, что перед нами какие-то повествовательные или псевдоповествовательные наслоения, «Нереида» принципиально вненарративный текст. Он говорит на языке Wortkunst, а не на языке Erzälkunst, а это значит, что поиски лирического сюжета, как всегда, должны быть направлены в область неопределенных смыслов, порождаемых комбинаторикой единиц низшего порядка.