Уроки французского - стр. 8
– Но я даже не виноват, – метнувшись по комнате, я запустил пальцы в волосы. – Мы не трогали этого пацана, разве что Ян орал пошлости об училке, а этот… услышав его, потому, наверное, взбеленился. Я же только хотел успокоить его!
Отец со скучающим видом заметил:
– Сам виноват, если попался. – И толкнул ко мне по столу свой смартфон. – Вот, пиши ее адрес: к трем должен быть при параде у её дома.
Нехотя, всё ещё отрицая реальность происходящего, я перефотографировал адрес «француженки» и прошёлся по комнате. Резоны отца были мне не понятны, в голову приходило только одно: эта Линднер понравилась ему чем-то. Да что там: своей узкой юбкой и туфлями на каблуке, от которых у парней в нашей школе сносило башку, она нравилась многим. Я и сам, когда перебарывал горечь обиды за ее заниженный бал в моем табеле, любовался ее ладной фигуркой и пышными волосами, уложенными в прическу волосок к волоску.
– Ты продал меня в рабство, чтобы выслужиться перед училкой, – констатировал я, очень надеясь, что он меня разубедит.
Но отец не стал этого делать: улыбнулся в своей привычной манере и потянулся, довольный собой и окружающим миром.
– Она красивая девочка, с ней приятно иметь дело, – ответствовал он. – Жаль, раньше не выпало повода с ней познакомиться.
– То есть продолжи я издеваться на пятиклашками, ты всё простишь, ради самой возможности снова увидеть её? – насмешливо спросил я, внутренне раздражившись.
Отчего-то представил, как эта злобная стерва, выставившись кроткой овцой, строит глазки отцу и подбивает его отдать меня в добровольное рабство.
– Я и без этого снова увижу её, – уверенно отозвался отец. – Так что тему с избиением младенцев придется закрыть. – И сделавшись совершенно серьезным: – Ещё раз устроишь нечто подобное, пеняй на себя. И работай в полную силу! Не хотелось б краснеть за собственного ребёнка.
По этому тону я понял, что шутки закончились, и хочу я того или нет, батрачить на огороде училки всё же придется. И хуже всего, что отец может действительно ей увлечься, начать приглашать её в дом, хвастаться дорогой коллекцией вин и мамиными картинами. И мне придётся сидеть за одним столом с этой фифой, выслушивать её речи и делать вид, что меня от неё с души не воротит.
К трем, как отец и сказал, я стоял у дома училки, лицезрея через низкий забор поросший сорняками бурьян, словно это была не чья-то лужайка, а поле где-то за городом.
Что, черт возьми, они делали все эти годы? Палец о палец не ударяли? Здесь не лопата, а трактор бы пригодился... Мне с таким разнотравьем и за месяц не справиться. Кулаки сжались сами собой. Накатила волна раздражения…