Упырь (тайна Чёртовой мельницы) - стр. 10
Маричка подхватила ведро и, уже вся мыслями в готовке, чуть не приплясывая от нетерпения, прожогом метнулась в хату.
4. Глава четвертая
Пустая конюшня сильно выстыла, но крепкие стены надежно укрывали от ветра, и уже этого уюта было достаточно, чтобы перевести дыхание, застывавшее в груди не столько от мороза, как от разгулявшейся вьюги. Конь довольно фыркнул, встряхнул гривой и потянулся губами к плечу хозяина.
— Погоди, друже… — похлопал его по шее Нестор. — Закончились наши мучения. Сейчас и согреешься, и поужинаешь…
Казак расседлал коня, снял влажную попону, протер влажные, заиндевевшие бока клоком сена, потом сбросил с плеч платяной кобеняк* (*также бурка, кирея — самая распространенная мужская верхняя одежда, достаточно широкая, чтобы можно было зимой одевать поверх кожуха. От других видов одежды кобеняк отличал капюшон, платяной мешок с прорезями для глаз, который закидывался за спину, а в дождь или сильный мороз его натягивали поверх шапки, защищая лицо) и накрыл им коня. Оглянулся, заметил под стеной кипу сена, подхватил изрядную охапку и закинул за полудрабок.
— Добро… А теперь и о себе не грех позаботиться.
Нестор открыл дверь, и метелица в тот же миг с такой яростью швырнула снегом в лицо, что казак невольно попятился и зябко поежился.
— Вот зараза… — выходить наружу сразу расхотелось. — Никак снежный бес не угомонится. Ну, и лихой тебя бери.
Нестор присел на порог, спиной к двери, заткнул за пояс грубые, шерстяные рукавицы и вытащил кисет с заранее натоптанной трубкой и кресалом. Оно и в конюшне можно было переночевать, не большой пан, но мысль о теплом хлеве манила, как голодного запах хлеба. Казаку к лишениям не привыкать, не раз посреди чистого поля спать приходилось, но одно дело, когда хочешь - не хочешь, а должен, и совсем другое — когда есть выбор. Однако и соваться сразу в круговорот метели, из жадных объятий которой только что выбрался, не хотелось. Пусть, чуть позже.
Нестор высек огня, раскурил трубку и с удовольствием затянулся пахучим дымом. Еще бы, не буркун какой-то в кисете, а настоящий турецкий табак, — целый тюк которого перепал им с Никитой Твердохлибом, как часть добычи после последней вылазки. Той самой укоротила век побратиму, а его самого уложила в постель на всю осень. Да еще и теперь, нет-нет, а защемит, заноет рана на плече. Особенно в такую взбалмошную погоду.
Нестор невольно потер ладонью ключицу и зевнул.
— Ну, будет нежится… чего не миновать, то и откладывать нечего, а не то еще немного и прямо здесь, на пороге усну.
Казак встал, надвинул глубже шапку, поднял воротник кожуха и решительно вышел наружу.