Улей. Семья Паскуаля Дуарте - стр. 36
– Нет, сеньорито, конечно, нет.
– Ах, голубка, одна только радость, что ты здесь. Вот смотрю на тебя, и эти объедки мне кажутся слаще!
Петрита краснеет.
– Ладно, давайте сюда банку, холодно стоять.
– Не тебе одной холодно, глупышка!
– Извините, мне пора…
Мартину не хочется ее отпускать.
– Не сердись. А знаешь, ты стала настоящей женщиной.
– Ладно уж, молчите.
– Молчу, голубка, молчу. А знаешь, что бы я сделал, если б совесть позволила?
– Молчите!
– Обнял бы тебя крепко-крепко!
– Молчите!
В этот день мужа Фило не было дома, и Мартин мог съесть яичницу и выпить чашку кофе.
– Хлеба нет. Приходится докупать на черном рынке – для детей.
– Сойдет и так, спасибо, Фило, ты очень добрая, просто святая женщина.
– Не глупи.
Взгляд Мартина туманится.
– Да, святая, но святая эта вышла замуж за мерзавца. Твой муж, Фило, – мерзавец.
– Молчи, он порядочный человек.
– Что с тобой говорить! Как бы то ни было, ты уже родила ему пятерых поросяток.
Минута молчания. В одной из комнат слышится голосок ребенка, читающего молитву.
Фило улыбается.
– Это Хавьерин. Слушай, у тебя есть деньги?
– Нету.
– Возьми, вот две песеты.
– Нет, не стоит. С двумя песетами куда пойдешь?
– И то правда. Но знаешь, кто дает то, что у него есть…
– Да уж знаю.
– Лаурита, ты заказала платье, которое я выбрал?
– Да, Пабло. Пальто мне тоже очень идет, вот увидишь, я тебе понравлюсь.
Пабло Алонсо ухмыляется тупой, благодушной улыбкой мужчины, который завоевывает женщину не наружностью, а кошельком.
– Не сомневаюсь… В эту пору, Лаурита, тебе надо теплей одеваться – вы, женщины, можете одеваться изящно и в то же время тепло.
– Ну, конечно.
– Значит, договорились. На мой взгляд, вы слишком обнажаетесь. Смотри, чтобы ты у меня теперь не заболела!
– Нет, Пабло, теперь не заболею. Теперь я должна очень беречься, чтобы мы были счастливы…
Пабло милостиво разрешает себя ласкать.
– Я бы хотела быть красивей всех в Мадриде, чтобы всегда тебе нравиться… Как я тебя ревную!
Продавщица каштанов разговаривает с сеньоритой. У сеньориты впалые щеки и красные, будто воспаленные, веки.
– Какой холод!
– Да, ужасно холодный вечер. Но я и днем, бывает, окоченею, как воробей на морозе.
Сеньорита прячет в сумочку кулек каштанов на одну песету, свой ужин.
– До завтра, сеньора Леокадия.
– Всего хорошего, сеньорита Эльвира, спокойной ночи.
Сеньорита Эльвира идет по улице в направлении площади Алонсо Мартинеса. У окна кафе, что на углу бульвара, беседуют двое мужчин. Оба молодые – одному лет двадцать с чем-то, другому за тридцать; старший похож на члена жюри какого-нибудь литературного конкурса, младший, вероятно, писатель. Сразу ясно, что их беседа должна звучать примерно так: