Укрощение красного коня - стр. 8
На ипподроме играли – по-крупному, по-мелкому и совсем уж микроскопически деля одну рублевую ставку на двоих. Ставили официально – в кассах. И неофициально – у тут же вертевшихся жучков. Эту компанию Зайцев не знал. Здесь облапошивали, да, но не убивали, потому вторая бригада этой публикой не занималась.
– А нас-то почему вызвали?
– Хоть «здрасьте» бы сказал.
– Здравствуй, Крачкин.
– Ты подумай, – пробормотал Крачкин, пропуская его вперед. И огорченно покачал головой.
На полу пустых трибун сквозняк гонял бумажную поземку. Смятые, разорванные билетики битых ставок валялись повсюду. Зайцев пнул ногой бумажные хлопья.
– Играют, – подтвердил Крачкин.
Казино в городе позакрывали совсем недавно, вместе с нэпмановскими ресторанами и прочими злачными частными лавочками. Но азарт за пару лет из граждан выветриться не успел. Ипподром, вернее его тотализатор, остался единственным в Ленинграде местом, где всякий, не только оперный Герман, мог убедиться, что наша жизнь игра и сегодня ты, а завтра я.
Маячила фигура милиционера в форме, выставленного на всякий случай.
Зайцев уже видел свернутый остов коляски, беспомощно задравшей два искалеченных колеса. Наездник в полосатой куртке лежал лицом вниз.
Его можно было принять за брошенный с большой высоты манекен. Руки врозь, ноги носками наружу. На лицо осела пыль, моментально свалявшаяся в крови. Бахнула магниевая вспышка рядом, запечатлевая положение тела. Но Зайцев уже и так впитал все детали. Он замедлил шаг. Хотел присесть рядом с телом. Но Крачкин вдруг толкнул его: дальше, мимо. Там уже стояли все. Зайцев удивленно повиновался. Подошел.
Люди расступились, впустили его. Крачкин присел к плоской горе, накрытой простыней. Скорбно и бережно отвел край полотна.
– Какая потеря, – покачал он головой. – Какая удивительная лошадь.
Зайцев увидел острые уши, разметавшуюся гриву на мощной шее в потеках высохшего пота, огромные ноздри на лепной голове. Медно-коричневый блеск шкуры, наконец, осветил в его памяти нужный факт. Перед ним лежал легендарный рысак по кличке Пряник – данной, как легко догадаться, за масть.
Резкий угол, под которым была повернута голова, говорил, что шея лошади сломана.
Зайцев нахмурился.
– Какая потеря, – повторил Крачкин.
Зайцев оставил Крачкина покачивать головой, а других в последний раз глядеть на знаменитого жеребца-рекордсмена. И вернулся к трупу наездника.
Милиционер, поставленный для острастки зевак, двинул по забору кулаком. Помогло на несколько секунд, и к щелям снова прилипли глаза. Несчастья всегда привлекают толпу.