Убийца злых чудес - стр. 75
– Мне хорошо запомнился один случай из детства. Отец уехал, как он сказал, наводить порядок в далекой провинции, и взял маму с собой. Я тогда очень обиделась, что меня одну надолго бросили. Капризничала, и нянька, успокаивая, объясняла, что Императрица усмиряет мятеж.
Она запнулась, вздохнула судорожно. Йожеф оглянулся и поймал ее взгляд, тревожный, какой-то даже болезненный. Неужели не прикидывается и действительно не понимает, что из себя на самом деле представляет императорская власть?
– Мне тогда это казалось красивым. Мятеж я представляла чем-то вроде шторма на море, а мама его успокаивала. Я верила, что это важное и доброе дело, и очень ею гордилась, – продолжала она. – Но сейчас... У нее была чудовищная злая сила. И она эту силу применяла. Я не могу в это поверить. Не хочу.
Йожеф тоже кое-что вспомнил, и тоже из детства. Правда, он тогда был постарше и кое-что уже соображал.
Был у него друг, такой же беспризорник, вместе скитались по городам и весям, мир стремились посмотреть. Той весной их занесло в столицу Равалийской провинции. Застряли надолго, очарованные кипучей жизнью – в большом шумном городе вечно что-нибудь происходило. И, как положено мальчишкам, совали любопытные носы всюду, куда пролазили.
Однажды они пошли смотреть на императорский дирижабль, и увидели не только грозное механическое чудо. Им посчастливилось взглянуть на саму Императрицу.
Вспоминая об этом сейчас, много лет спустя, он словно вновь видел ее наяву. Чувствовал боль в ободранной коленке, запах машинного масла и ржавчины, тепло тощего мальчишеского тела, прижатого в тесноте их укрытия, слышал сопение возле уха. Восхищенный выдох:
– Глянь!
В прозрачной утренней тишине дверь гондолы вывалилась с совиным уханьем, подставив ступенчатый загривок. Четверо лакеев в нестерпимо сияющих серебром ливреях выкатили кроваво-красную дорожку и выстроились по бокам.
Из нутра гигантской железной рыбины появилась она. Сошедшее с небес божество, слишком прекрасная, чтобы быть человеческой женщиной.
Ее белое платье сверкало тысячами крохотных искр. Йожеф тогда готов был поклясться, что оно выткано из снега, а сияющая диадема сделана изо льда, а шлейф, тянущийся по ступеням – послушная своей госпоже метель.
Лицо богини было белым, румяным и гладким как фарфор, волосы, заплетенные в две толстые косы до пояса – цвета красного дерева, жемчужины в них – замерзшие слезы.
Она прошла совсем рядом, высокая, статная, окутав шорохом одежд и запахом пронзительной зимней свежести. Если и почуяла затаившихся в узком лазе сорванцов, внимания не обратила, не замедлила шаг. А они еще долго не могли шевельнуться, опешив от неожиданного впечатления.