Тысяча шагов до смерти. Повесть - стр. 5

Али пошел в сторону штаба Южной армии. Те, кто жили в этом доме раньше, ушли к родственникам в другой кишлак. По своей ли воле, а может, и по принуждению, но жители этой горной деревни помогали повстанцам, называющим себя «Воинство Аллаха».

Ветхое строение мало чем отличалось от себе подобных. Сложенный из саманных блоков, представляющих из себя смесь глины и соломы с коровьим навозом, побеленный некогда гашеной известью, дом давно превратился в нечто серое, приземистое, с парой небольших окон, над которыми нависали деревянные ставни с длинным железным ободом и железным крюком и ветхой входной дверью. За невысоким плетнем стоял столб, от которого в разные стороны, провисая, тянулись провода, на проводах мирно сидели, чирикая, воробьи. Их серый унылый окрас выглядел как армейский камуфляж и вполне соответствовал обстановке армейской базы. Колодец находился в непосредственной близости от входной двери, и это указывало на то, что дом некогда строили по месторасположению колодца, поближе к воде.

Метрах в семи от колодца и входной двери находился туалет, сколоченный из потускневших досок. Этим элегантным словом называть то убогое сооружение с прорезанной дыркой, конечно, неправильно. Возле дощатого сортира (так все-таки вернее!) стоял медный кувшин с бирюзовыми вставками – кумган. В такой кувшин вполне можно бы запечатать джинна на три тысячи лет, чтобы он потом выполнял желания какого-нибудь будущего Аладдина. Но это только в арабских сказках, а в реальности водой из такого сосуда подмываются в Азии и стар, и млад, и мужчины, и женщины после отправления естественных нужд. Такой кувшин вполне мог бы стоять в витрине антикварной лавки где-нибудь в Амстердаме или в Париже, и кое-кто, возможно, подумал бы, что из этого вместилища, украшенного камнями, хорошо бы испить молодого вина. Вот что значит, не зная культуры народа, примеривать эту культуру на свой лад. Что уж говорить о большем? Вот, например, левой рукой здесь ничего не дают и не принимают, потому что ею традиционно пользуются все в том же сортире. Левой рукой не берут пищу, по той же самой причине.

Люди жили здесь бедно, даже очень бедно. Кто могли, давно уже уехали отсюда, кому было некуда и не к кому ехать, как-то приспособились и родили уже следующее поколение, которому тем более некуда было уезжать.

Случалось, что иногда заезжали по-западному одетые земляки, которым посчастливилось лет двадцать назад каким-то чудом вырваться отсюда. Но это бывало очень редко, вернее произошло всего два раза, и то до начала второй войны. Маршрут их осмотра родных мест всегда был одинаков: дом близкого родственника, мечеть, кладбище, разговоры, воспоминания и снова дом, мечеть, кладбище и всё! Больше ты сюда их никакой халвой не заманишь. Это понимали и те и другие, но вслух произносили совсем иное – слова надежды, что когда-нибудь они снова всем большим семейством будут жить вместе, и все будут счастливы, и сама их страна заживет мирно и сытно, и не будут погибать сыновья, и чужак не станет разглядывать их жалкие дома сквозь зеленый лазерный прицел винтовки. Подарки, привезенные из чужих земель, радовали глаз, но совершенно не могли пригодиться в деревне, затерянной на краю Востока. Ну, скажите, зачем деду Сулейману тенниска и бейсболка, а его старухе Заре лосьон для тела и шелковая блузка? Когда внук его Рашид, получивший американское гражданство, спросил: «Что тебе, дедушка, привезти в следующий раз?» – тот попросил: «Ты бы мог у себя в Америке достать автомат Калашникова?»