Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи - стр. 21

– Без руки какой теперь кайф?

– Думаешь, они ее пришьют?

– Кого?

– Не кого, а руку!

– А она где?

– Видишь пакет из супермаркета? Она в нем.

– Смотри-ка, на ней часы “Касио”. Ходят…

– Потому что марка немецкая!

– “Касио”? Не немецкая, а испанская – на “о” заканчивается.

– Отрублена наискосок.

– Пришить не смогут. Или эта будет короче другой…

– Да ладно! Знаешь, почему тиранозавры такие злые?

– Не знаю.

– У них передние лапы слишком короткие, они дрочить не могут.

– Месье Ахав, вы правша?

– К счастью, он правша.

Уточнение: месье Ахаву не придется отказывать себе в одиноких удовольствиях, даже если касса взаимопомощи закроется.

В приемном покое сидел пациент и жевал батончик “Марс”.

– Месье, что у вас?

– Большой палец на руке вывихнул.

Мимо провезли носилки с месье Ахавом и его окровавленной культей.

– Палец подождет, – проговорил мужчина, побледнев и засовывая в карман батончик. Иногда все слишком страшно и происходит слишком быстро. И ненароком скажешь бог знает что. Нельзя привыкнуть к тому, что рука валяется отдельно от тела, а тем более в пакете из супермаркета.

9 часов,

внизу, бокс 3

Мадам Медея принесла пятимесячного сына. Всего пять месяцев, а уже двенадцать килограммов.

Пытаюсь в этом чудище разглядеть младенца.

– Как вы его кормите?

– Из бутылочки.

Из бутылочки – это хорошо. Многовато молочной смеси – это еще ничего. А если вы ему в молоко мед добавляли и поили кока-колой из той самой бутылочки, то ни один врач этого не одобрит.

– Почему кока-колой, мадам?

– Он от нее лучше засыпает.

И молочные зубы у него, едва прорезавшись, сразу почернеют… Мне хотелось спросить, не покупает ли она ему сигареты “Житан” без фильтра и не варит ли двойной эспрессо. А может, дает хлебнуть виски с утречка?

Малыш лежал голый. Мамаша с гордостью воскликнула:

– Вы когда-нибудь такого видели?

Я подумал: “Да, в зоопарке!” Помолчал, потом произнес:

– Таких здоровых – никогда.

Усадил мамашу на стул и принялся объяснять все с самого начала.

10 часов,

наверху, палата 7

Мне хотелось выпить кофе или выкурить сигарету, но вместо этого я пулей помчался к ней.

Жар-птице перевалило за пятьдесят. Ее красота ушла. Хотя и страшилищем она не стала. Она была очаровательна. Сдержанна. Когда она начинала говорить, то словно загоралась изнутри и становилась неотразима.

– “Между колоколен протянул я канаты, между окон протянул гирлянды, от звезды к звезде – золотые цепи, и вот я танцую”[11].

– Это Рембо, – узнал я. – Написав эти строки, он бросил вызов абсолюту.

– Но все равно умер, – ответила она.

Эта женщина получала удовольствие от жизни. Получала удовольствие и много смеялась: в уголках глаз у нее лучились “гусиные лапки”.