Ты умрёшь, как Айседора Дункан - стр. 5

Кто не испытал, тот не поймёт Соню: привычка экономить затягивает не хуже азартной игры. В ней есть острый, не сравнимый ни с чем восторг, кайф, упоение: когда удаётся купить неплохие яблоки по «красной» цене, когда варишь бульон из суповых косточек за 28 рублей – ещё наваристей, чем из мяса. Когда набираешь ванну по капле, чтобы не платить за воду, и отодвигаешь стёклышко счётчика, и вставляешь зубочистку или кусочек бумажки, чтобы не крутилось колёсико… Да, и когда носишь вывернутые носки!

Даже лицо при этом светлеет и хорошеет, взгляд становится целеустремлённым. А вы думаете, зря шведские миллиардеры носят хлам и ездят на велосипедах?

– Мам, запиши меня в художку! А ещё у нас в классе спектакль, я играю Венди, давай купим бальное платье!

Художка платная, причём берут, как будто готовят исключительно Глазуновых и Шиловых. Длинное кружевное, не практичное платье дочка наденет раз, другой – и выбросит, а стоит как будто из золота. Лучше купить на вырост, Соня видела на рынке добротный льняной костюм на все случаи жизни: и в пир, и в мир. А пока чуток великоват, пускай повисит на плечиках. А всяких Венди-Шменди пускай другие изображают, ни уму, ни сердцу.

– Мадам Плюшкина! – кричала дочь. – Все вкладывают в детей, в детей, – а ты в кубышку, в кубышку! Конечно, мамочка, ведь мы ещё не живём по-настоящему. У нас ведь девять жизней, как у кошки, а сейчас живём так, понарошку, репетиция! Плюшкин в юбке – вот ты кто!

Соня вздрогнула: к ней прилетело словечко из детства, правда, носящее совсем иной смысл. Её насторожило вольнодумство дочери, крамольные высказывания. Ясно откуда ветер дул и чьи уши торчали. Дочь запихала в рюкзачок свои тряпочки и, хлопнув дверью, убежала к папаше-транжире и алкашу.

Ничего, жизнь всё расставит по своим местам. Дочь поумнеет, повзрослеет, протрезвеет. Ещё матери спасибо скажет, что не швыряла деньги налево-направо, а в горсточку собирала, приумножала семейный капитал.

Соня продала мамочкину, царствие ей небесное, квартиру, отделала и обставила мебелью полуподвал, открыла гостиничку. Вывеску «Ягодка» и менять не пришлось, подошла как нельзя кстати.

Она сидит, вытянув ноющие от беготни ноги. Кажется, вот-вот утрёт ладонью лоб, как сталевар у мартена. Соня называет себя трудоголиком. Со сдержанной гордостью заявляет: «Я не умею отдыхать и тратиться на себя». Презирает старух с собачками, кошками, с хорами ветеранов, сидением в больничных очередях, со скандинавской ходьбой в парке. Бездельницы.

– Вот твой муж сколько в день получает? Полторы тысячи за восемь часов работы. А я их делаю за пять минут.