Ты слышишь ли меня? Литературно-художественный альманах - стр. 18
Договаривая, Вера Егоровна вопросительно глянула на дочку, но та ничего не сказала, только крепче обняла мать за шею и поцеловала в щёку.
Потом из своей комнаты Вера Егоровна слышала, как Лида мерила шагами паркетный пол и выразительно декламировала:
– И вдруг… покрепчали морозы. О радость! – здесь она, наверно, артистически взмахнула руками и сделала что-то вроде реверанса. – Она спасена!
Уже ночью, когда все окна в доме напротив были тёмными и Вадим лежал рядом спокойный и нежный после ласки, Вера Егоровна вдруг хохотнула про себя.
– Чего? – спросил муж, зная за ней привычку смеяться над непроизнесённым.
– Да я над собой… Какие мы, оказывается, в детстве простодушные!
Рука мужа на мгновение замерла на её голове, а потом снова стала перебирать волосы. И Вера Егоровна продолжила:
– Прочитала я сегодня Лиде своё первое стихотворение, а теперь вот подумала, какое оно… наивное.
– Я знаю его?
– Нет.
– А ну-ка…
Вера Егоровна прочитала, на этот раз без выражения, так, чтобы только передать содержание. Вадим молчал какое-то время, продолжая накручивать на палец её волосы, потом остановился:
– Так как же спасена? Всё равно ведь когда-то растает!
– Вот и я о том же…
Вадим обвил рукой шею жены, притянул её голову к себе и поцеловал в висок. Другая рука ритмично поглаживала её по спине.
– Что ты меня, как маленькую? – спросила Вера Егоровна, прячась у него на груди.
– Чтобы ты была сильная, как большая.
– Я всегда сильная, когда ты рядом…
– Вот и хорошо… Отдыхай.
Муж уже дремал, потому что вздрогнул, когда она вновь заговорила.
– Боюсь сглазить, – Вера Егоровна суеверно поплевала в сторону и отыскала ладонь мужа, – но мне кажется, что из дочки нашей может вырасти очень неплохой человечек.
Вместо ответа Вадим благодарно сжал её пальцы.
– А ты хотел, чтобы я… Как бы мы сейчас одни?
Он снова сжал её руку, теперь надолго, а потом поднёс к губам.
– Спасибо тебе…
– За что? – спросила она.
– За то, что ты есть.
– Это тебе спасибо. Огромное.
– Тебе…
Внутри у Веры Егоровны, будто она слышала эти слова впервые, что-то сладко съехало вниз.
– Старая я становлюсь, – предслёзно сказала она.
– Ты у меня самая-самая хорошая, – медленно проговорил Вадим, наверное, уже засыпая, потому что не уловил, не предупредил зарождавшейся в ней внезапной душевной боли. И Вера Егоровна вопреки здравому смыслу вдруг ощутила острую неуправляемую обиду и долго ещё лежала на спине, не шевелясь и глотая слёзы.
3
Если бы Русе сказали, что слёзы счастья – это совсем другие слёзы и вовсе даже не солёные, она не поверила бы. Да она и не знала до того дня, что можно плакать от счастья. Читала, конечно, про такое, но не верила. Мы о многом знаем понаслышке и из книг, но утверждаемся только в том, что познали сами. И только в этом, самими пережитом, убеждаем потом своих детей. Впрочем, так или иначе, всем приходится пережить всё, только кому-то бледнее, а кому-то ярче. Но уж тут как повезёт. И неизвестно ещё, кто счастливей: тот, кто перенёс сильную бурю, в сравнении с которой всё остальное – жалкие, никому не нужные будни, или тот, кто вяло любил и вяло страдал, но зато уж и не тосковал по когда-то познанным высотам чувства. Останемся каждый при своём представлении, основанном на собственном опыте, потому как другого нам испытать не дано.