Тума - стр. 61
С той брани достались ему саадак и два ножа в ножнах.
Сходил по случаю до низовых городков. Свёз на торг ржаной муки и сухарей, купил двух ногайских лошадей.
Возвратившись, перепродал с выгодой.
Влекло иное.
Не от докуки жизни, а по лихому беспокойству натуры, с ведома воронежского воеводы, Исай ушёл на Дон – казаковать.
Обитался сначала на Верхнем Дону, в станице Голубой. Затем съехал на Нижний Дон и вырыл землянку в малом городке прозваньем Дурной.
Анюте пообещал возвращаться с дарами – и не солгал.
Трижды Исайка Разя являлся в Усмань Собакину с зипунами: золотишко, шелка, мониста, перстеньки. Делился с воеводой, баловал жену, остальное без жалости прогуливал.
Трижды возвращался в казачество.
На третий раз в Дурном зажился и не возвращался год.
Прозванье средь казаков имел гордое: Разин.
Весной к нему явилась жена. Одарил её серьгами – в них камни с голубиное яйцо, спровадил.
В очередном поиске Исай Разин запропал где-то у Кафы-города, обратившись в соль и песок.
Вдова его Анюта, в остатный раз съездив на Дон с воронежским купцом, забрала рухлядь Исайки: посуду, сукна, кафтаны, сапоги, конскую упряжь, медный чан, три ожерелья, лежавшие в кисете за божницей, – добро то никто не тронул.
Оставшиеся Исайкины пистоли, сабли и ножи были изукрашены столь богато, что Анюта, продав их здесь же, не только осталась в прибыли, но и закупила в обратный путь нужного ей товара – бобровых и лисьих мехов и ломаного серебра.
Вернувшись в Собакину Усмань, Анюта спустя год нашла себе в мужья другого посадского. Родила от него второго сына – Никифора.
Отрок Тимофей с отчимом не ладил. На пятнадцатом году ушёл с гулёбщиками в промысловый городок – бил с ними всё лето зверя и птицу. Продав добытое, в осень ушёл на Дон, в низовую станицу, где имелись воронежские знакомцы, помнившие Исайку Разина.
С тех пор Тимофей, сын Исая Разина, от семьи отстал.
…паша, ничего не говоря, чуть поднял правую руку, пошевелив указательным и средним пальцем, – тут же в коридоре зашумели одежды, и вскоре, кланяясь, вошёл безбородый смуглый человек в татарском халате, но не татарин обличьем: должно, грек.
Тонкий нос его имел горбинку, а бесстрастные глаза были расположены глубоко под надбровьями.
Паша качнул головой, и грек уселся неподалёку от него.
Говоривший со Степаном был советником – толмач не посмел бы сесть.
Мягко махнув ладонью, как бы сгоняя мошку, паша разрешил вошедшему говорить.
– Емек истерсин, казак? (Ты хочешь есть, казак? – тат.) – спросил тот сухо.
– Мени тояна хадар ашаттылар, эфенди (Меня сытно накормили, эфенди. – тат.), – ответил Степан.