Труженик Божий. Жизнеописание архимандрита Наума (Байбородина) - стр. 45
Семь середняцких хозяйств Мало-Ирменки решительно отказались от выполнения задания по хлебозаготовкам. В результате их обязали выплатить штраф, пятикратно превышавший наложенное задание, обобрав таким образом эти некогда крепкие крестьянские хозяйства буквально до нитки. Еще два середняцких хозяйства отказались и от задания по сдаче хлеба, и от уплаты пятикратного штрафа. В ответ советская власть арестовала хозяев, их имущество было описано и продано с торгов – и эта мера настолько напугала прочих, что план по хлебозаготовкам в Мало-Ирменке оказался перевыполнен.
Большинство раскулаченных ссылали на самый север Томской губернии для строительства речного порта Парабель. У Анны Тимофеевны, одной из шубинских старожилок, раскулачили братьев и с ними несколько других семей из Шубинки. Анна Тимофеевна вспоминает, что «их брали прямо из домов, даже не дали времени на сборы, сразу согнали в школу, а оттуда в Ордынское. Отправляли на пароходе по Оби. Когда прибыли в порт Парабель, пешком погнали в тайгу. В тайге было много мошкары и гнуса, и все были опухшие от укусов. У многих на руках были грудные дети. Остановили их на какой-то поляне и сказали:
– Селитесь здесь!
А у многих – только узелки в руках – ни топора, ни ножа, ни веревки. С трудом сделали шалаши. Только через пять дней привезли топоры и еду и стали прорубать дорогу к порту. По завершении этой работы им стали привозить инструменты и продукты. Лес таскали на себе и кое-как строили избенки. Многие умерли в те дни. Сейчас на этом месте стоит большой поселок Верхний Яр. У оставшихся жителей Шубинки забирали все запасы, какие находили в домах. Голодно было, ходили в поле собирать колоски, а весной ели траву».
Среди наказанных ссылкой крестьян оказался и Максим Дмитриевич Шеньгин – дедушка будущего отца Наума и родной отец его мамы Пелагеи Максимовны. Он был сослан на принудительные лагерные работы в каменоломнях, откуда уже не вернулся в родные края.
В следующем, 1930 году продолжились насильственная коллективизация и борьба с кулаками, во время которых царили прежний произвол и сведение личных счетов, уничтожавшие целые семьи. Так, один из очевидцев вспоминал, что в Мало-Ирменке на этом поприще отличилась некая Клаша Наумиха: «Она сердилась на Пешковых, их шестеро братьев было, за то, что один из них ее в молодости замуж не взял. И она попала в эту комиссию по раскулачиванию – “тройку”. Так она их всех посадила. Всех! Они же не имели права что-то обжаловать»[22].
С той же жестокой рьяностью совершалось и принудительное вливание крестьянских хозяйств в колхозы, в которых к началу весеннего сева 1930 года они должны были оказаться в полном составе. Потом, во время покаяния в «головокружении от успехов», местные партийцы даже сами признавали, что «в ряде мест были допущены меры принудительного насаждения колхозов, в особенности это было в Понькино, Мало-Ирменке, Вагайцево, Козихе, где были попытки эти села полностью влить в старые существующие коммуны»