Трудовые будни барышни-попаданки 4 - стр. 39

— Ох, баловник бедненький, — заохала Павловна, не слишком вежливо растолкавшая благородных зевак и ставшая моей ассистенткой вместо дочери, которая деликатно отвернулась. Все же «санитары мы с Тамарой» — это XX век, эпоха модернизации, когда уже сложился институт сестер милосердия. Пока что не будем уж так смущать столичную элиту, ей хватило созерцания девчонки, что каталась на доске с двумя колесами. Кстати, следом, хвостиком, неслись только мальчишки — юные барышни к самокату приблизиться не решились.

Мысли неслись в голове ласточками, а мы с Павловной занимались делом. Извлекли несколько осколков из ранок, убедились, что ни один не остался. Для обработки я использовала и йод, и зеленку. В результате лицо Феди приобрело облик импрессионистского полотна. Из-за йода пациент слегка охал и ойкал, а Павловна ворчала:

— Больно, да? Не озоровал бы, да и не болело бы!

Я не возражала против такой причинно-следственной связи, но сказала Лизавете Николаевне:

— Пока ребенок не поправился, нельзя его наказывать. Даже ругать не надо, пока пятнышки не сойдут!

Маменька слегка напугалась, а я понадеялась, что своей хитростью избавила Федю от последующих неприятностей. Ведь, даже судя по шепоту зевак из-за двери, они больше обсуждали ценность уничтоженного зеркала, чем травмы юного самокатчика.

Увидев, что первая помощь оказана успешно, Павловна обратилась к зрителям:

— А вы чего рты раззявили? Кто посуду убирать будет, кто за домом смотреть?!

Адресовалось это, конечно, слугам. Но и кое-кто из господ решил, что настала пора вернуться в гостиную.

Оставался еще один важный вопрос. Увы, прояснить его я не смогла. Сквозь поредевшую толпу пробилась кухарка Маша.

— Вот горе-то, — быстро произнесла она, поглядев на зелено-коричневого Феденьку, и быстро сказала: — Эмма Марковна, беда случилась! Простите за недогляд!

— Что еще стряслось, милая? — вздохнула я и шагнула в сторону. Что за еще одна беда посетила мой дом? Кто-то из прислуги облился кипящим маслом, порезался ножом?

— Вы, Эмма Марковна, повелели щеколад из синего шкапа вынуть, который в брусочки завернут, а я смотрю — в ларе восьми свертков недостает, — тихо произнесла Маша, едва мы отошли от Феди и маменьки.

Я выдохнула и в ускоренном режиме произнесла привычную уже за десять лет благодарственную молитву. Хоть тут все живы и целы.

— Маша, шоколад, должно быть, взяла Глафира. Почему не обратилась, когда гости уйдут?

— Эмма Марковна, — потупила очи Маша, — вы же сами всегда говорите: если горе-беда, надо немедля сообщать.

Сказала не то чтобы с укором, но с явной печалью: вы же правило установили, я ему последовала, и вот…