Триумфальная арка. Ночь в Лиссабоне - стр. 82
– Вам и не нужно. Забудьте об этом. Думайте о сиюминутном. Допустим, что вам сегодня подадут на завтрак.
– Хорошо. – Она слабо улыбнулась. – Тогда подайте-ка мне зеркало.
Он взял с ночного столика зеркальце и передал ей. Она принялась внимательно себя разглядывать.
– Равич, вон те цветы – от вас?
– Нет. От клиники.
Она положила зеркальце рядом с собой на постель.
– Клиники не заказывают пациентам сирень в январе. В клиниках ставят астры или что-то в этом роде. В клиниках к тому же понятия не имеют, что сирень – мои любимые цветы.
– Только не у нас, Кэте. Как-никак вы у нас ветеран. – Равич поднялся. – Мне пора. Часов в шесть я еще раз к вам загляну.
– Равич…
– Да…
Он обернулся. Вот оно, мелькнуло у него. Сейчас спросит. Она протянула ему руку.
– Спасибо, – сказала она. – За цветы спасибо. И спасибо, что вы за мной приглядели. Мне с вами всегда так покойно.
– Ладно вам, Кэте. Там и приглядывать-то было нечего. Поспите еще, если сможете. А будут боли, вызовите сестру. У нее для вас лекарство, я прописал. Ближе к вечеру я снова зайду.
– Есть что-нибудь выпить, Вебер?
– Что, было так худо? Вон коньяк. Эжени, выдайте доктору емкость.
Эжени с явным неудовольствием принесла рюмку.
– Да не этот наперсток! – возмутился Вебер. – Нормальный стакан! Да ладно, а то у вас, чего доброго, еще руки отвалятся. Я сам.
– Я не понимаю, господин доктор Вебер! – вспылила Эжени. – Всякий раз, стоит господину Равичу прийти, вы сразу…
– Ладно-ладно, – оборвал ее Вебер. Он налил Равичу коньяка. – Держите, Равич. Что она сказала?
– Она ни о чем не спрашивает. Верит каждому слову и не задает вопросов.
Вебер вскинул голову.
– Видите! – торжествующе воскликнул он. – Я вам сразу сказал!
Равич выпил свой коньяк.
– Вам случалось выслушивать благодарности от пациента, для которого вы ровным счетом ничего не смогли сделать?
– Не раз.
– И чтобы вам вот так же безоглядно верили?
– Разумеется.
– И что вы при этом чувствовали?
– Как что? – удивился Вебер. – Облегчение. Огромное облегчение.
– А меня с души воротит. Будто я последний прохвост.
Вебер рассмеялся. Бутылку он уже убрал.
– С души воротит, – повторил Равич.
– Первый раз в вас открылось хоть что-то человеческое, – заметила Эжени. – Если отбросить, конечно, вашу манеру изъясняться.
– Вы здесь не первооткрывательница, Эжени, вы здесь медсестра, не забывайтесь, – одернул ее Вебер. – Значит, с этим все улажено, Равич?
– Да. Пока что.
– Ну и хорошо. Утром сегодня она санитарке сказала, что после госпиталя хочет в Италию уехать. Тогда мы вообще выкрутимся. – Вебер радостно потирал руки. – Пусть тамошние медики этим занимаются. Не люблю смертные случаи. Для репутации заведения это всегда, знаете ли, ущерб…