Тревожная осень - стр. 2
Так и сидели они с 9.15 до 17.00, боясь отлучиться с рабочего места, словно это имело какой-то смысл и значение. За счет арендных платежей генеральный директор начислял сотрудникам символическую зарплату, а они и ее боялись потерять, по-прежнему надеялись на чудо.
Вот раздается звонок секретаря генерального – зовут на срочное заседание ученого совета. Выходит Орлов, их генеральный директор, и говорит:
– У меня для вас хорошая новость. Пришла телеграмма из министерства, и в ней сказано, что по указу президента РФ нас начинают финансировать в полном объеме из госбюджета, так как страна осознала особую ценность таких людей, как мы, видит нас в авангарде строителей нового капиталистического строя, который сейчас создается.
Все с радостью и чувством собственной значимости, приодетые в костюмы, купленные еще до Горбачева (при нем деньги хоть и водились, да покупать уже было нечего), начинают с важным видом задавать вопросы. Интересуются тематикой, спрашивают, не мало ли денег отвалил им Борис Николаевич, принимал ли он решение лично или с чьей-то подачи, сыграли ли роль письма, которые они отправляли в разные инстанции в несметных количествах.
Однако 1990-е были не только лихими, но и жестокими. Телефон молчал, телеграммы от президента не приходили, Орлов на заседаниях ученого совета (если его можно было назвать таковым) требовал финансировать хотя бы свое крайне скудное существование, грозился всех выставить даже не за двери, а за ворота.
Андрей Семенович, как правило, избегал этих сборищ, посылая на них своего заместителя. Орлов смотрел на это сквозь пальцы, так как Дымов приносил деньги, и немалые. Но, когда его все-таки вынуждали приходить на «посиделки», облик сотрудников института вызывал тихий ужас. Не потрепанная одежда – люди науки всегда обращали мало внимания на внешний вид, – а резкое старение большей части коллектива и беззубые рты. Ведь 1990-е для научных работников были еще и голодными. Время буквально ударило этих людей по зубам, а протезировать было не на что.
Потихоньку последние кадры некогда прославленного института стали сначала расходиться, а потом и разбегаться кто куда: одни – на пенсию, другие – сторожами, слесарями в ЖЭК, челноками, торгашами… Для них жизненные устои и понятия вдруг перевернулись на 180 градусов. То, что раньше называлось спекуляцией и за что светила статья Уголовного кодекса, стало называться заморским словом «бизнес», а бизнесмены – те самые, которых они когда-то своими руками отлавливали за фарцовку во время рейдов ДНД (добровольной народной дружины), стали самыми обеспеченными и, что совсем удивительно, уважаемыми членами общества. А они, гордость советской науки, доценты с кандидатами, бедствовали, так как, будучи людьми в возрасте, переучиваться не могли и, в общем-то, мало что умели делать в жизни, кроме непосредственной работы – производства научной продукции, которая, как по мановению волшебной палочки, оказалась никому не нужна.