Традиции православной благотворительности - стр. 18
Многочисленные потомки Г.В. Лихонина не сумели надолго удержаться в первой гильдии. Кое-кто из них перешел в дворянство, другие, напротив, спустились по социальной лестнице до купцов второй-третьей гильдий, а то и мещан.
Юность Российской империи возвысила множество иных купеческих династий, прославившихся на ниве благотворительности. Например, нескольких щедрых жертвователей породило семейство «природных москвичей» Журавлевых. Журавлевы, как и Лукутины, принадлежали к числу крупнейших первогильдейцев – суконных промышленников XVIII столетия. Они содержали суконную фабрику, торговали сукном и пушниной. Так же, как Лихонины, занимались откупами[42] и были теснейшим образом связаны с государством[43]. Большие капиталы они помещали в заграничную торговлю[44], имели торги в Сибири и «разных городах». Братья Роман Ильич и Гаврила Ильич Журавлевы сыграли роль главных храмоздателей церкви Параскевы на Пятницкой, в приходе которой проживали их семьи. Церковь эта известна деревянной с конца XVI века, каменной – с середины XVII. А в 1744 году ее разобрали «за ветхостью». На том же месте тщанием прихожан в 1740-х годах был воздвигнут храм с трапезной и колокольней. В колокольне разместилась придельная церковь Илии Пророка – возможно, именем своим она обязана отцу Романа и Гаврилы Журавлевых. Благочестие отцов должно было влиять и на детей. В 1751 году сын Гаврилы Журавлева, московский купец Семен Журавлев, сделал вклад в Троице-Сергиев монастырь. Он дал «пелену по белому грезету с цветочками разных шелков»[45]. В XIX веке Журавлевы среди немногих фамилий старинного московского купечества выбились в дворянство – впрочем, не всем родом: некоторые потомки опустились до уровня простых мещан.
Лукутины, Лихонины, Журавлевы… все это верхушка московского купечества, выдающиеся рода своего времени. Представители их обладали достаточным капиталом, чтобы совершать выдающиеся, можно сказать, исторические пожертвования. Кроме того, участвуя в весьма масштабных предприятиях, зачастую тесно связанных с государственной «опекой» (Лихонины, Журавлевы), они были, что называется, на слуху. Поэтому до наших дней дошли известия не только об их предпринимательской деятельности, но и об их благих деяниях. О других семействах московских предпринимателей сведений, как правило, намного меньше. Поэтому благотворительность московского купечества в XVIII – первой половине XIX века в трудах историков не представляет еще законченной картины. Скорее, это множество кусочков смальты, больших и малых, сверкающих под светом карманного фонаря исследователя; вся мозаика еще не сложена, да и будет ли она завершена когда-нибудь? Даже когда история того или иного рода хорошо прослеживается по документам, пожертвования его представителей известны очень и очень фрагментарно, случайно, разрозненно.