То было давно… - стр. 19
Зверь
Лисенок… А перед ним самый страшный враг его – человек. Жалко сиротливы и полны гнева большие темно-синие глаза лисенка, сверкающие остро; жалка его мордочка на худенькой шее; смотрит на меня и дрожит.
Ноги перевязаны туго мочалкой; желтая шерстка взъерошена. Бедный лисенок! Нет ни норы у него, ни матери. И он защищает себя. Его оскаленные белые зубки стучат.
– Не трону, не бойся, – шепчу и думаю: «Отпустить в лес – пропадет!»
Тороплюсь, кладу ветки елей в чулан, сена, дров. Руки дрожат.
Кричу:
– Дайте ножницы! Скорей! Молока!
Еще укусит… Осторожно разрезаю мочалки, и лисенок прячется в хворост. Поставил в тарелках молока, вареного мяса, творогу, закрыл дверь чулана и вышел в свою мастерскую.
– Где вы достали лисенка? – спрашиваю я ребят, которые принесли его в мешке.
– Дядя Семен дал. Мать-то он застрелил, лисицу-то.
– А где нора была?
– А кто ее знает… В лесу, знать.
Потом ребятишки ушли, настал вечер, ночь. Мой пойнтер Феб – никакого внимания на лисенка.
Проснулся ночью и думаю: «Что, спит лисенок или нет?»
В доме тихо. Маленький зверек! Как-то он? Ему тяжело, наверное. Мать убили. Он думает, что я убил мать.
Пошел послушать в чулан. В окне туман, а в тумане серп месяца. Вдали кричат коростели. В самом углу вижу мордочку и большие горящие глазенки. Взял прутик, насадил на него кусок мяса и медленно подвожу к мордочке; лисенок схватил и проглотил, не жуя. Я еще – опять глотает, не жует. «Довольно, – думаю. – Будет жив, должно быть!»
Утром опять его кормил – хлебом с молоком, тоже съел. Молодец лисенок!
А через месяц лисенок взял еду из моих рук. Странно: Феба не боится, а Феб на него по-прежнему никакого внимания.
Перевел я лисенка в мою мастерскую. Устроил в ящике логовище, положил солому, веток. Когда кормлю Феба хлебом с молоком, лисенок подходит к кормушке и доедает.
Так он рос и стал похож на муфту; нос и глазенки выглядывают из пышной шерсти. Какой красавец… Я с ним разговариваю.
– Я тебе задам, – говорю, – хитрая лисица, кур таскать!
Он слышит, что я говорю без сердца, выходит из ящика и играет с моей туфлей. Ест прямо из рук. Не дает Фебу есть, лезет первый.
Как-то я писал в моем малиннике красками сарай и загородку. Куры ходили около. Вдруг они отчаянно заметались. Вижу, мой лисенок тут как тут. Остановился около меня: круглые глазенки горят, вдыхает свободу. Сороки на березах трещат в волнении.
Лисенок сел около меня и смотрит кверху.
«Возьму, – думаю, – корзину сенную, накрою его, чтобы не убежал».
Я встал и пошел, а он за мною; я на террасу – и он; в мастерскую – и он туда же.