Тихх и Каменные головы Севера - стр. 16
Крик сотворил мимолетное, ускользающее мгновение чуда – все переключили внимание на Тихха. Лицо Каишты исказила гримаса ярости, было видно, что ответный крик – ядовитый, злобный – так и рвется из него наружу, но застревает в горле, как, бывало, застревали у Тихха нужные слова. В его план, может, и снова блестящий, но все же слишком хрупкий, чтобы подстраиваться под обстоятельства, попытались вмешаться. И план начал рассыпаться, как рассыпалась тогда под ногами Тихха солома. Вруттах прекратил жалобно стенать, «смертельно раненый» Ижи обернулся. Даже Дробб отлепил взгляд от своей цели и вытаращился брата Каишты, как на последнего предателя. Повернула голову и девочка.
Ко-ко-ко, не обсохло молоко.
– Стой, не двигайся! – был следующий выкрик, такой же неожиданный и отчаянно дерзкий, как и первый.
Пора выбираться из раковины. Ища руками опору, чтобы оттолкнуться с корточек и встать на ноги, Тихх впечатал ладони в землю. Руки коснулось что-то холодное и опасное.
– Заткнись, мать твою! – донеслось со стороны дерева.
«Ага, заткнуться. И прекратить тебя позорить».
– Прекрати меня позорить, ты, слабоумный!
Холодным и опасным оказался наконечник стрелы. Металлический, а не деревянный и очень даже острый, а не тупой (как Каишта с дружками). Это хорошо, очень хорошо… Гладкая твердь стрелы послушно легла в руку.
Кукареку, вам сейчас яйцо снесу.
Словно отпущенная пружина, Тихх рванул вперед, к девочке. Он не смотрел по сторонам, просто не мог смотреть, потому что, если план Каишты был хрупким, то у него его не было вовсе. Был один только порыв, который налетел, как внезапный ветер, и закрутил его в бешеном воздушном танце. Как смутное предчувствие при виде одиного дрока, как приступ смеха под пролетающими рядом стрелами, как раскаты грома в голове. Отвлечешься, переключишь внимание, и этот ветер стихнет, оставив тебя один на один с жестоким миром. Впрочем, как и любая другая магия.
Поэтому лишь краем уха Тихх услышал окрик Каишты: «Давай!» и лишь краем глаза увидел, как справа к нему метнулся размытый продолговатый крючок.
«Боевой богомол бросился исполнять приказ», – понял мальчик и ускорился.
Девочка-стрелок застыла между двумя несущимися к ней фигурами. Она успела сорвать с плеча лук, но только для того, чтобы, скрестив его с так и не убранной стрелой, создать какое-то подобие защиты. Использовать лук по назначению она даже не попыталась. Если ею тоже управлял какой-то неведомый ветер, то он давно унесся в другом направлении.
От девочки пахло какой-то резкой цветочной пыльцой и незнакомыми специями, ткань рубашки оказалась гладкой и прохладной, а заклепки портупеи немного царапались. Это все, что успело вместить восприятие Тихха, когда он, как ему казалось, медленно, будто во сне, схватил ее за плечо и отпихнул назад, за свою спину. То, что только что было размытым крючком, обрело черты Дробба. Сухощавое лицо горело азартом, но взгляд перестал быть острым и сосредоточенным. Он был очень близко, но еще ближе оказался тускло блестящий предмет – горлышко разбитой винной бутыли.