Тихая вьялица - стр. 11
В церкви пахло ладаном, повсюду горели и плавились свечи.
Кузнец Никита, стоявший во время службы у дальней стены, ощущал внутренний покой и умиротворение, что непременно снисходили на него, стоило только ему оказаться в стенах церкви. Он слушал речи отца Тихомира, чуть склонив голову, и неведомо ему было, что его широкоплечую фигуру уже длительное время разглядывала Настасья. Она тоже находилась здесь, в церкви, переминаясь с ноги на ногу рядом с отцом и матерью. Девичий взгляд был цепким и пристальным, и любой, кто в эту минуту взглянул бы на Настасью, сразу бы догадался, что мысли её далеки от проповедей и то, о чём там вещает тощий поп, её совершенно не интересует.
Как только служба подошла к концу, перекрестился народ да потянулся кто к отцу Тихомиру, чтобы перекинуться с ним парой слов, а кто и на выход. Улица встретила последних трескучим морозцем и небольшим снегопадом, который шёл всю ночь и к утру так и не прекратился.
Настасья с родными спустилась вниз по деревянным, запорошенным снегом ступеням и глубоко вдохнула, оказавшись на свежем воздухе. От запаха ладана у неё разболелась голова, да и проповеди отца Тихомира она, если честно, не больно-то и любила. Но приходилось их посещать, иначе разговоров опосля не оберёшься. А Настасья не хотела, чтобы деревенские о ней судачили, как о Леське, дочке Всеволода, которая в церкви отродясь не бывала. Хотя порой Настасья даже завидовала ей, но в жизни бы не созналась в том.
Тем временем Никита прошёл чуть вперёд от них и остановился, встретив на своём пути бабку Апраксию. Та снова завела вчерашний разговор, начатый ею в кузне.
Настасье не терпелось догнать кузнеца, да, как назло, с отцом, деревенским старостой, так и норовил кто-нибудь заговорить. Только от них отошёл мельник, усатый и болтливый Колояр, как откуда ни возьмись появилась бабка Гайтанка. Ох, и досужая она была старуха, прямо до оскомины! Настасья насупилась, надула и без того пухлые губы, понимая, что эта сплетница не отвяжется просто так, пока не расспросит всё о житии-бытии деревенских, и придётся стоять у порога церкви чёрт знает сколько времени.
— Добрыня! — протарахтела бабка Гайтанка. Её серый платок, завязанный на узел под подбородком, присыпало снегом. — Добрыня! А Лепа-то нынче где? Отродясь службу не пропускала, а сегодня не было её. Не случилось ли чего? Вы ж соседи, может, знаешь, куда подевалась старая?
Гайтанка спросила, а сама покосилась на Добрыню своим хоть и старческим, почти выцветшим, но таким любопытным взглядом.
— Не видал я Лепу сегодня, — ответил староста. — Может, занемогла?