«The Coliseum» (Колизей). Часть 2 - стр. 70
– Так и выхода нет, – усталость, неожиданная исповедь, как и весь разговор, сделали Бочкарева старше. Самсонову стало вдруг его жалко.
– Брось, Витька, придумаем что-нибудь, не скисай…
Такое обращение окончательно растрогало друга. Он отвернулся.
– Я и Ларису недавно встретил. Всё у нее по-старому… но так и не позвонила. Терпелива судьба-то… а, как думаешь? – мужчина повернулся к Самсонову. В покрасневших глазах теплилась надежда. – Телефон в этот раз дала.
– Ну, и разговор вышел у нас, – муж Людмилы уже думал о другом: засунув руки в карманы, он тоскливо смотрел на воду, стараясь понять то, чего коснулся случайно. И что зацепил в их отношениях. Старался осмыслить и оценить.
Темные гребни, шелестя, по-прежнему стремились вдаль, унося сказанное беззаботно и навсегда, чтобы разделить похищенное с другими людьми, в других местах матушки-земли. Чтобы повторить всё.
Вдруг Самсонов резко поднял голову к небу:
– Значит… говоришь… Колчака, русского адмирала, в эту самую ледяную водицу… только под лед. Ну, ну.
Бочкарев с изумлением посмотрел на друга.
ЕЛЕНА
Странное ощущение, что стена ливня разбивается о пол совсем рядом, не проходило. Прошла минута, другая, пока шок миновал. Грохочущая стена начала отдаляться вместе с контурами ванн. Елена обернулась и по знакомым створкам, еле видимым в бликах гаснущего света, поняла, что «отъезжает» вместе с ними. Всё повторялось. Пол, на котором стояла пленница, задрожал, набирая скорость, и помчал ее в темноту. Женщина напряглась: «Что делать? Что-то надо делать!».
Шум уже стих, свет померк и через мгновение превратился в гаснущий фонарь в конце тоннеля. Наконец, тьма скрыла всё. Неожиданно Елена вспомнила про адрес-календарь под мышкой. Только сейчас ей показалось странным невнимание к нему человечка, который беспричинно, казалось, покинул ее. Да еще таким ужасным образом. Но с сожалением она опоздала. В перемешке чувств и впечатлений, она инстинктивно сжала кулак другой руки и облегченно вздохнула – дагерротип был с ней. «Облегчение» удивило своей неуместностью. Однако сердце не унималось – о чем-то ей всё это напоминало.
Женщина вслушалась: лязгающий гул, нарастая, нес ее в неведомое. Бегущие тени и сполохи заполняли пространство, в котором – о, ужас! дыхание перехватило – покачивалась уже створка, знакомая по тамбуру, где всё и начиналось.
«Боже! Неужели опять?! – Елена, как и тогда, вжалась в стену, лихорадочно соображая: контуры окон и дверь слева утверждали в неприятном подозрении. – Поезд! – мысль заставила ее вздрогнуть. Шум неумолимо нарастал. – Сейчас он перейдет в грохот, и потом начнется кошмар».