«The Coliseum» (Колизей). Часть 2 - стр. 60
– А ты хочешь? – Толстова посерьезнела. – Так вот, я готова обсуждать манеры и потребности только одного человека – Самсонова. И только с ним. А тебе… лучше бы с Виктором и вообще-то, свои…
– Да с ним-то как раз понятно.
– Ну, ну. Мне бы такую проницательность, – подруга снова усмехнулась.
– О кей, закрыли. Останови каток.
Людмила и сама была рада примирению. Она помешала кофе и, вынув ложечку, нарочито внимательно стала ее разглядывать:
– Лучше расскажи, видела ее там?
– В театре, что ли? Ну, видела, – досаду опять сменило презрение.
– Давай не будем о чужой любви, – Толстова продолжала наводить мосты. – Валентин прекрасный человек.
– Любовь?! Может, и у Елены? К Андрею? Или ты подскажешь другого мужчину? – усмехнулась Галина. – Где она?.. светлая, высокая? Я тебя умоляю! Сама-то любишь? Или поневоле? Как всегда на Руси? Как и я задумала? Или недостойна? Может, порода не та?
– Ну, что ты такое говоришь! – Людмила обиженно отвернулась. – И вообще, оставь мои отношения…
– То-то же! Любо-о-овь, у них!
– Сама-то что делаешь? Виктор… мучается… все видят.
– Оттого и мучается, что догадывается… не люблю.
Твердый голос собеседницы застал Людмилу врасплох – такого признания она не ожидала.
– Самой скрывать тяжело… да куда деться. Вон, Самсонова твоего терплю. Боюсь одного и всегда – напоит. У дружка-то набережная – предлог и возможность. А я так не хочу.
– Ну, да… – укол прогнал растерянность. – Только у Самсонова, как сам говорит, убойная отмазка – среди успешных особей алкашей почти нет. Есть, которые вообще не пьют и не курят. Представляешь, говорит, какая высочайшая степень страха и за что, должна владеть человеком, чтобы не давать шансов пороку?
– И к чему он это приводит? – насторожилась Галина.
– А предлагает угадать боязнь чего обладает таким волшебным свойством? И насколько они дальше от Бога, чем простой попивающий мужик.
– Ишь ты, кем прикрылся. Изворотливо оправдывает собственные грешки.
– Так и сказала. Ответил – очень может быть. Но лучше предстать честным перед… – она осеклась, – чем замаранным по уши презрением к людям.
– Отчего такой вдруг честный?
– Правильные решения, говорит, принимаются раз в год. Два месяца только правду.
– Какие два месяца?
– Великий пост.
– У-тю-тю! Новость. И этим побаловаться решил? А ты спроси – сам-то верит? В то, что говорит? Я бы его по косточкам быстро разложила.
Толстова отмахнулась:
– Так просто Самсонова не возьмешь. Кто по его замашкам скажет, что начитанный? Родители золото. Многое дали.
– Только не в коня овес. Одно вложили, другое прозевали. И теперь «у нашего Федорки на всё отговорки».