Размер шрифта
-
+

Тенор (не) моей мечты - стр. 47

– Там же блины были.

– Ну…

Он растерянно дергает себя за челку, все время падающую на глаза. Блины. Были. А он забыл.

Катя смеется. Весело, заливисто. А потом лукаво смотрит на него.

– И кто получает премию «Отец года»? Восемь штук разом, всем квартетом. Хорошо, что мама печет всегда много. А ваш Иван вас с выпечкой останавливает. Потому что осталась бы иначе бедная девочка голодноооой.

– Катя, ты бы поторапливалась, – морщится Артур. Ну, облажался слегка, с кем не бывает. Нечего над ним тут ржать, он же старался. Для нее. – Бедная девочка.

– Ой, пап, да мне уже поздно поторапливаться. Давай… это… – у Кати делаются подозрительно честные глаза.

– Что – это? – пытается он рычать, но шепотом выходит неубедительно.

– Ну… – В честных глазах дочери светится мысль: что бы такое соврать. – Мама же сказала за тобой присмотреть. Тебе вон надо ингаляции делать. И лекарства выдать. И полоскание.

Он качает головой, признавая высокое качество отмазки, и смеется:

– Мама меня убьет.

– Ну, она точно не разозлится сильнее, чем за твой ночной звонок, так что…

– Ты подслушивала? – ему снова становится стыдно, даже уши горят.

Как-то он не подумал, что его неудачный дебют в роли Отелло может оказаться публичным.

– Я? – возмущенно переспрашивает Катя, но тут же усмехается и смотрит на него нахально-нахально, в точности как он сам когда-то. – Да. А ты просто орал.

– Не может быть, – сдается он.

Катя признает его поражение, достает из холодильника блинчики и снова идет в атаку.

– А вот скажи, папа. – Тарелка отправляется в микроволновку, изящная музыкальная ручка упирается в бок. Теперь уже вылитая Аня. Помнится, на втором курсе она им троим на втором курсе такие разборки за свой конспект учинила: дала списать, а они его забыли в аудитории.

– Что, дочь? – спрашивает он, не в силах скрыть мечтательную улыбку.

Боже. Какая она тогда была! А стала! Как он вообще прожил этот чертов год без нее? Загадка природы.

– А вот что наша мама любит больше всего?

– Тебя.

– Это понятно. А вообще. Ну, если б ты ее радовал, кроме как звонками, то… чем?

– Эм-м… – к такой каверзе он как-то готов не был.

– Ага, – кивнула она с интонациями «диагноз ясен».

Ехидночка маленькая. Зелененькая еще. Пустила парфянскую стрелу, и отправилась заводить ему аппарат для ингаляций и всячески спасать. А он, озадаченный ее вопросом, и думать забыл про такие приземленные материи, как школа, а пытался ответить на ее вопрос: что же любит Аня? Кроме своей дочери и своей оперетты. Хотелось бы, как раньше, с полной убежденностью сказать: меня. Но… Вера в постоянство чуда рассыпалась, когда он приехал с гастролей, зашел в пустую квартиру и увидел в коридоре свои чемоданы. И записку: «Прощай. На развод я уже подала. В суд не приходи. Не хочу тебя видеть никогда больше».

Страница 47