Темное солнце - стр. 60
Бродя по улицам, я вынашивал план действий. Мне следовало наладить связи, чтобы узнать, кто в городе имеет власть или состояние, кто тут правит бал: несомненно, среди них должен быть и Дерек.
Я остановился перед святилищем бога Птаха. Праздные прогулки среди бегущей толпы не помогут мне влиться в общество, я останусь на его обочине. Как в него проникнуть? Конечно, я мог прибегнуть к своему дару целителя, как и прежде: никакое занятие не пронизывает лучше все этажи общества; но эта возможность меня угнетала. Если я снова примусь лечить, я снова буду привязываться к пациентам, втягиваться в их горести, бороться с несправедливостью, разоблачать безобразия, изнашивать тело и душу, постоянно сталкиваться с болью, накапливать больше поражений, чем побед, бесконечно закрывать глаза умершим, слышать во сне предсмертные крики. Нет, ни за что не стану мемфисским целителем!
Я умирал от голода. За последние два дня я сжевал несколько травинок. Но как причудливо изменился мир! Теперь невозможно просто жить на лоне природы, ведь отныне поля, луга, овцы, козы и быки принадлежат земледельцам. Если хочешь выжить, заимей свою ячейку в этом огромном улье. Медлить нельзя. Скорее, скорее занять какое-то положение, иначе мне ни одеться, ни обуться, ни добыть пропитания.
В полдень меня осенило: писец! Я продам свой талант писца. Не напрасно же меня обучал старик на комарином острове… Эта перспектива обрадовала меня и рассеяла хандру.
Но надежды скоро рухнули. Весь вечер все мои попытки заканчивались провалом: как только я понял, что в храмах писцы уже есть и ловить мне там нечего, я заметил, что меня не принимали там, где для меня была работа, и принимали там, где работы не было. В тех редких случаях, когда мне позволяли продемонстрировать свои познания, на меня смотрели с недоверием и спрашивали, в какой школе я учился, у кого работал и хмуро намекали, что рекомендации весьма желательны.
– Ну какой вы писец, у вас неподходящее лицо! – заявил директор арсенала, выпроваживая меня за дверь.
У меня сосало под ложечкой и во рту пересохло, когда я вернулся к святилищу Птаха. У входа гудел рой калек, они кидались к каждому входящему. Один безногий метнулся ко мне, упираясь в подпорки жилистыми обветренными руками.
– Отдай мне твои ноги! – крикнул он.
– Я не могу.
– Ну дай хоть что-нибудь. – И протянул руку к моей.
– У меня нет ничего, – со стыдом признался я и отвернулся.
В нескольких шагах была скамейка, и я без сил рухнул на нее. Беззубый старец умоляюще прошамкал:
– Дай мне твою доброту.
– Я не могу.