Темное солнце - стр. 59
Прежде чем отправиться в город, я спустился к реке помыться. Под кобальтовым небом белые паруса казались птицами, расправившими крылья. Когда я сложил одежду на камень и начал спускаться сквозь тростники, передо мной возник вчерашний красавец, все такой же невозмутимый; он выходил из Нила, отбрасывая капли воды, будто ненужный шлейф. Струйки стекали по торсу, подчеркивали его стать, абрис плеч и груди, узкие бедра, нежную линию живота. Он уверенно поднимался к берегу с легкой и спокойной торжественностью, будто земля распласталась перед ним, превратившись в удобный пандус. Его таз чувственно покачивался, но женственности в том не было. Все в его манере держаться говорило: «Да, я великолепен», но это было утверждением очевидности, а не бахвальством.
Он шел ко мне, не обращая на меня никакого внимания. Вчера я обманулся: мне послышалось, будто он меня поприветствовал и представился Пакеном. Ожидая, пока он пройдет мимо, я прищурился и отвел глаза.
В последний момент он коснулся меня плечом. Я вскинул на него глаза и успел заметить, как он мне подмигнул. Я развернулся, но увидел, что он невозмутимо и отрешенно продолжил свой путь и скрылся в кустах.
Мне снова померещилось? Невероятно… Один раз, но не два же! Его глаза блеснули любопытством. Он подмигнул? Он ведь мне подмигнул? Ну нет, мне снова показалось. Какая неловкость! Этот парень отвлекал меня, я не желал о нем думать. Да и что он мне! Меня смущало мое смущение. Меня поразила его красота, но досадно мне было не из-за нее. Задела меня скорее его задорная самоуверенность и непререкаемая чувственность, эта аура плотской дерзости и сладострастия, излучаемая им. Как большинство мужчин, я замечал мужскую красоту, подчас любовался ею, но она меня не притягивала. Меня никогда не искушало мужское тело. На сей раз, хоть я и остался холоден, его пантомима бесцеремонного обольщения с эротическим душком меня сконфузила.
«Дерек! Не отвлекайся, думай о Дереке!»
Звук этого имени мигом вышвырнул красавчика-пловца из моего сознания, и я быстро закончил омовение.
Едва я миновал городские ворота, как попал в самую гущу толпы. Переполненные улицы пестрели всеми оттенками кожи, от молочно-белых до бронзовых и иссиня-черных, и всеми расцветками нарядов, тут были и жители Мемфиса в светлых и неброских одеждах, и чужестранцы в пестром платье, и солдаты в сверкающей униформе, и жрецы в шитых золотом нарамниках, и бедняки в блеклых набедренных повязках. Я смотрел на горожан: они быстро двигались, не задевая друг друга локтями; никто ни на кого не заглядывался, тем более на незнакомцев, все занимались своим делом; все знали, куда они идут, – все, кроме меня.