Тайны угрюмых сопок - стр. 12
Прошло минут несколько, и Хоньикан что-то подхватил, перекинул с ладони на ладонь и выпрямился. Протянув руку, он молча показал находку. То был небольшой самородок золота, размером с олений глаз.
Севастьян взял жёлтый камень. Маленький, но тяжеловатый, отливал матовым золотистым цветом.
«Правду поведал Хоньикан – есть золото в речке, есть! И не только поведал, но и показал. Вещь-то в руке держу, не во сне, а наяву, так что его толкованию имеется подтверждение… Ай да Хоньикан, ай да брат…» – размышлял Севастьян.
– Благодарствую, брат, за находку, ты просто кудесник. Нет, ты посмотри: держу золото. В жизни не держал, только в чужих руках со стороны созерцал, и то мимоходом. А тут вот оно, бесценное, настоящее! – говорил Севастьян, а Хоньикан глядел не на самородок, а на гостя и грустно улыбался.
Оба вскочили на оленей и, ни минуты не задерживаясь, продолжили путь к повороту речки.
Неожиданно Севастьян заметил дерево, на котором что-то закреплено, и по нему и вокруг вороньё чрезмерно и шумно возится – часть с остервенением клюют, часть с карканьем кружат рядом. Провожатый же не смотрел в ту сторону, вроде как и не замечал странности.
– Смотри, Хоньикан, что это, что за невидаль?
Тунгус остался безучастным к любопытству друга, но пояснил:
– Семь ночей назад маленький тунгус умер, хоронили на дерево, вот его душу и растаскает кусками птица.
– Да как же так, почему не предали земле? – ошеломлённо глядел Севастьян.
– Тунгус шибко маленький, сам к небу не поднимется, сил не хватит, птица верхом летает, дух и поднимет.
Севастьяна такое объяснение крайне удивило, и он, поёжившись, подумал: «Вот это обычаи у тунгусов… Ну и дела… Это ж надо…»
– А как же взрослых умерших хороните?
– Больших тунгусов земля принимает, они сильные, сами к небу поднимутся.
Пришло время прощаться, и Севастьян обнял друга.
– Спасибо тебе, Хоньикан, где б ни был, всегда о тебе помнить буду. Пусть хранит тебя Господь от неудач и глаза дурного. Чтоб жил долго сам и жена твоя и дети, чтоб умирали своей смертью, а не преждевременной.
– Иди доброй тропой, сопок много, речек много, однахо встретимся, однахо нет, знает только Дух тайги.
Обнялись, пожали руки и расстались. Хоньикан направил своего оленя в сторону стойбища, Севастьян вниз по течению Хомолхо. Нужно было спешить в Олёкминск, к приходу первых каюков следовало сбыть выгодно всю добытую за зиму пушнину, приобрести боеприпасы дешевле – помимо лавки, закупить по мелочи кое-какого товару.
Обратную дорогу Севастьян выбрал другую. Решил идти прямиком к реке Лене через перевалы, речки и ключи до малого поселения людей с названием Мача. Это около двухсот пятидесяти вёрст, а там добираться берегом Лены до Олёкминска. Всё одно путь нелёгкий, но вроде как короче. Наслышан был: село Мача молодое – как год-два появилось там несколько семей. Кто они, откуда, Севастьян не знал, да и в Олёкминске мало о них слышали и не интересовались. Разве что в полицейском участке на них бумаги были какие. Скорее люди охотничьим промыслом решили заняться, вот и обживаться начали.