Тайна института - стр. 17
И тонкие пальчики Ники ласково погладили белобрысую Стешину голову.
Стеша упала к ногам девушки и обняла ее колени.
– Барышня… Ангел наш… Золотенькая… Не знаю уж, как и благодарить… Век не забуду участия вашего… – зашептала она, ловя и целуя руки Ники…
Та, вспыхнув до ушей, проворно отдернула пальцы.
– Как вам не стыдно, Стеша. В ногах валяетесь, руки целуете! Срам какой! Терпеть этого не могу, – сердито проговорила Ника и, видя смущение проворно поднявшейся на ноги Стеши, добавила через мгновение уже более милостивым тоном:
– Теперь ступайте к «ней», Стеша, а вечером, когда фрейлейн Брунс уйдет к себе, тайком приведите к нам вашу малютку-племянницу… Нашей дортуарной прислуги не бойтесь, мы уговорим Нюшу, и она нас не выдаст… А пока до свиданья. Помните, ждем ровно в одиннадцать часов… Идем, mesdames, в класс. До звонка к чаю осталось немного, – обратилась Ника к подругам.
И вся гурьба девочек с присоединившейся к ним Хризантемой, успевшей за это время нажарить едва ли не целый фунт сухарей, помчалась вниз, на второй этаж, где находились классы.
Там оставалось все по-прежнему. Августа Христиановна Брунс сидела на своем обычном месте за столом кафедры и вязала крючком бесконечное вязанье. Класс готовил уроки. Некоторые украдкой читали, иные писали письма родным или тихо переговаривались между собой. Возвращение в класс «кучкой», как это называлось на институтском языке, было немыслимо. Тогда Алеко, она же Шура Чернова, не менее отчаянная, чем Ника Баян, первой вошла в класс. Остальные оставались в коридоре за колоннами. Шура приблизилась к кафедре и произнесла с самым невинным видом:
– Фрейлейн, какая-то дама встретила меня в нижнем коридоре, когда я шла из лазарета, и просила вызвать вас.
Лицо Скифки вспыхивает от неожиданности. Даже ее и без того похожий на клюкву носик еще больше покраснел. У нее почти нет знакомых. Ее редко вызывает кто-нибудь. Это известие так внезапно, что мгновенно вытесняет все прочие мысли из головы Августы Христиановны. Она забывает даже сделать Черновой замечание за самовольную отлучку из класса. Лицо, цветом похожее на спелый помидор, пылает. Маленькие глазки так и искрятся любопытством.
– Дама, ты говоришь? Меня спрашивает дама в нижнем коридоре?
– Дама в черном платье и в шляпе с серым пером, – неудержимо фантазирует черненькая Алеко.
– Высокая? Маленького роста?
– Повыше меня и пониже вас.
– Странно, – произносит, волнуясь, Скифка, срывается с кафедры и исчезает за дверью.
Этого только Алеко и надо. Спустя минуту Шура выскакивает следом за Скифкой и, стоя посреди коридора, машет платком. В тот же миг из-за колонн появляются любительницы подсушивания сухарей и влетают в классные двери. Еще миг – и Ника Баян на кафедре. Ее кудри трепещут; ее глаза искрятся и горят, как звезды, когда высоким звонким голоском она объявляет на весь класс: