Там, где жила Луна - стр. 10
Потолок с видимыми деревянными балками Анна выбелила известью, а Иван выстлал пол широкими досками, тщательно выскобленными и натёртыми до мягкого блеска. Стены хозяин собственноручно отделал светлой вагонкой, на которой в изящных рамках висели акварели Анны – парусники, поля тюльпанов, коровы на пастбище – всё родом из прежней жизни пары. Вдоль одной стены тянулся массивный буфет из выбеленного дуба с витринами, за которыми аккуратно стояли керамические тарелки с синим голландским орнаментом – знаменитой делфтской росписью. Рядом висели медные кастрюли – блестящие, как зеркало, – и длинные деревянные ложки, оставшиеся от прежних хозяев. На открытых полках стояли банки с засахаренными апельсиновыми корками, апельсиновым вареньем, рецепт которого Анна узнала ещё в Нидерландах от одной знакомой турчанки, и маринадами – всё рядом, без лишней строгости, как и должно быть в доме, где прошлое и настоящее живут в мире.
По центру кухни стоял большой стол, покрытый льняной скатертью с вышитыми травами по краям. Стол, простой, крепкий, с тёплым оттенком и ароматом дерева, Иван соорудил сам, в помощники позвал Николая Матвеевича. Вокруг стола стояли тяжёлые стулья с высокими спинками – память от покойных родителей, а у окна – лавка с подушками в бело-синих чехлах. Здесь муж с женой пили кофе с голландскими вафлями, которые Анна пекла по доставшемуся ей в наследство от бабушки рецепту, а по вечерам спорили о погоде.
Русскую печь в углу новые хозяева сносить не стали: побелили, покрасили чугунную дверцу и медную трубу. Над печкой Анна сушила вязанки трав: мяту, ромашку, пижму, иван-чай, собранные в лесу недалеко от дома. Запах от высохших растений казался дыханием этого уютного жилища.
На крючках у двери висели прихватки, полотенце с вышитым мельником. Старая лампа под потолком – с фарфоровым абажуром и цепочками – мягко освещала кухню вечерами, создавая незыблемое ощущение тепла и семейного счастья.
На кухне всегда первым просыпался свет. Он медленно пробирался сквозь кружевные занавески на окнах, стелился по полу, столу, касался керамических чашек, аккуратно выстроенных на полке у раковины, заползал на подоконник, где в ящике рос базилик.
Анна любила свой новый дом. Вставала рано, тихо, чтобы не будить супруга. Надевала вязаный жилет поверх ночной рубашки, босиком проходила по тёплому дереву пола и первым делом открывала окно, чтобы впустить пение птиц, прохладу, запах сада, влажной от росы земли. Она варила кофе в кофемашине, которую привезла из Нидерландов. Пока электрическая помощница работала, хозяйка нарезала хлеб – ржаной, тяжелый, испечённый соседкой, Надеждой Кузьминичной Громовой, жуткой сплетницей и занудой. В городке её не любили за тяжёлый нрав: при удобном случае она жаловалась собеседнику на здоровье, безденежье, ругала государство, высокие налоги, молодёжь и своего единственного сына, который сразу после армии женился и перестал навещать одинокую мать. Надежда Кузьминична гордо носила свои семьдесят с половиной лет, как и лишние тридцать килограммов, страдала одышкой, хромала на правую ногу. Анна относилась к соседке по-деловому нейтрально: привыкла покупать свежий хлеб – очень уж он у Надежды Кузьминичны получался вкусным, сытным и воздушным.