Своих не бросаем. Век двадцать четвертый. - стр. 26

Резкая боль, пронзившая тело и, мгновенно ушедшая в никуда вместе с сознанием – бронированная нога раздавила грудь, остановив уставшее сердце. Человек уже не чувствовал, как иступлено топтали разъяренные волфы мертвое тело, превращая в окровавленное месиво из мяса и обломков костей. За считанные секунды пока шла бойня погибло два с половиной десятка охранников и трое приглашенных на охоту высокопоставленных гостей коменданта лагеря.

Через три месяца и пять мучительно-долгих дней война отодвинулась от безымянной планеты больше чем на десять световых лет, а на поверхность высадился земной космодесант. Еще через три дня, рано утром, к передовым отрядам из джунглей вышел изможденный – кожа да кости, полуседой человек, представившийся Владимиром Тимофеевичем Устиновым, матросом третьей категории с корвета «Гремящий».

В тот же вечер он разговаривал в полевом лагере ставки земных войск с инспектором Генеральной Директории из комитета по реабилитации территорий и людей.

Человек с холеным лицом и брыластыми, румяными щеками разлил по чашкам кофе такой консистенции, что ложка едва не стояла в густой суспензии и пододвинул по столу к бывшему узнику исходящую ароматным паром чашку.

– Нет! Нет! И не возгажайте Владимир! – с сочувствием глядя на изможденное лицо собеседника, произнес с нажимом, проглатывая букву «р», – Я, знаете ли, человек пгямой. И полагаю, что вы гегой. Настоящий гегой, – Вы единственный! Боже ты мой! Вы единственный, кто выжил!

Впечатления он не производил. Лет сорока, лицо невыразительное, но несмотря на полевые условия в безукоризненном костюме. Редкие волосы зачесаны назад, открывая обширные залысины; глуповатые глазки с поволокой, ранний животик. По такому лицу скользнешь в толпе беглым взглядом и тут же забудешь.

Владимир втянул ноздрями густой, словно смог, кофейный запах.

Отхлебнул, вспоминая полузабытый вкус.

– Сказка востока, – произнес задумчиво, – Но тут вы, Алексей Петрович, не правы. Какой я герой, вот Гоша… если бы не он… Я вот все думал. В библии сказано: нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя. Я не знаю, как это по православным канонам, а по мне это Святость…, – на лице бывшего узника заиграли желваки. А в его глазах чиновник с удивлением увидел стыд, словно тот упрекал себя в чем-то.

– Даже так? Очень ского вы поймете, что ошибаетесь. Сегьезно ошибаетесь! Может сигагету? Вы же кугите, насколько я знаю?

Владимир кивнул и сглотнул горькую слюну курильщика, давно лишенного сигарет.

Из ящика стола последовательно появилась вскрытая пачка сигарет, зажигалка и тяжелая пластиковая пепельница.