Своих не бросаем. Век двадцать четвертый. - стр. 28
– услышал равнодушный голос из темноты, - Зачем пытать, если можно выпотрошить память с помощью вот этого, – пронзительно скрипнуло, в круг света вокруг Владимира вступил человек с куцей бороденкой и узкими глазами-щелками. Он кивнул на похожий на шлем космонавта предмет в руках, – Нужно только знать, как. А мы знаем это. Я могу пересказать все что ты сказал в своей жизни, начиная с первого агуканья.
– Ну и что вы теперь от меня хотите, раз вы все знаете? Кончайте уж.
– Нет-нет! Это будет нерационально. Девять из десяти подвергшихся процедуре, которую вы перенесли, превращаются в безмозглые овощи, а у вас, похоже, даже голова не разболелась. Вы уникум, Разгуляев-сама, – он удовлетворенно улыбнулся, – У вас удивительно крепкая натура и это позволяет использовать вас повторно. Мы заложим в вас новую личность. Вы вернетесь домой и убьете генерала Домбровского.
Владимир поднял голову. Лунообразное лицо мучителя слегка наклонилось к нему. Стало бесстрастным и равнодушным.
– Итак, готовьтесь к небольшой боли, – скучно произнес человек, – Обычно прежняя личность не хочет добровольно уступать место и их соревнование не проходит бесследно.
Владимир отвернулся и сжался в комок. Может ли он избежать программирования? Один его приятель рассказывал, как пытался покончить с собой задержавая дыхание. Сверхчеловеческим усилием воли перестал дышать на несколько минут и впал в бессознательное состояние, но вместе с потерей сознания отключилась и воля. И врожденный инстинкт, тяга к жизни, заставила легкие снова заработать. Но попробовать можно. Смерть единственный выход.
Выдохнул весь воздух из легких и закрыл глаза.
Умирай, черт возьми, умирай, умирай, черт возьми, умирай, умирай, умирай…
Он считал пульс, походивший на тяжелый ритм парового двигателя из доисторических времен в другом конце завода, но постепенно замедлялся. Если бы он мог затихать побыстрее… Что за идиотская воля к жизни, которая отказывается подчиняться мозгу?
Умирай, черт возьми, умирай, умирай, черт возьми, умирай, умирай, умирай…
Он должен превратиться в вакуум, глубокий колодец небытия. Должен умереть!
Свет пробивался сквозь веки. И по-прежнему жизнь билась в пульсе.
И тут началось. Казалось, некто невидимый зашарил в голове и виски прострелила такая боль, что из груди вырвался дикий крик, голова упала на грудь. Свет помер перед глазами, и он потерял сознание…
Владимир застонал, закрыв ладонями в заживших царапинах, лицо.
Вся жизнь: детство, проведенное в детском доме, медленный и упорный путь вверх: школа-интернат для одаренных детей, потом учеба в политехническом университете Новой Ладоги… Неужели все это ложные воспоминания? Боже… А Анечка? Анечка? И нерожденный сын? Врешь, теперь он точно знает это его. Это не наведенный морок. Боже у него же остались родители… Они на Земле…