Строптивая для Мачете - стр. 10
Это отрезвляет. Мысли мгновенно взрывает истерика.
Я, Казанцева Злата, согласна отдаться первому встречному?
Допустим, согласна. Если этот первый встречный одного со мной культурного уровня. Если есть уверенность, что мне потом не будет стыдно. Если есть хоть доля вероятности, что, трезво глядя на него при свете дня, я не задамся в панике вопросом: «Какого чёрта, Злата, ты творишь?!».
Остатки разума бьются в тихом ужасе вперемежку с бешеным сердцебиением. Для него нормально похитить человека... Ставить условия. Невыполнимые. Мне! Когда родной отец себе такого не позволяет. Эта сиюминутная слабость хуже, чем трусость. Я его отталкиваю и, пользуясь тем, что Лачо меня не держит, торопливо отшатываюсь как можно дальше. А потом с оторопью осознаю, что правую кисть пережимает верёвка.
— Я почему-то был уверен, что по-хорошему ты не захочешь... — Тяжело дыша, он дёргает меня к себе.
От резкого рывка я падаю на колени. Как... как безвольная кукла! Как какая-то рабыня!
— Тебе это с рук не сойдёт, цыган! — Волком смотрю в затянутые дымкой похоти глаза.
Презрение — всё, чем я могу ответить, пока он заставляет меня обнять ствол, растущей у берега ивы, и ловко заматывает кисти верёвкой, чтоб не царапалась.
Презрение и то как тело покрывается предвкушающей дрожью. Потому что от меня вроде как больше ничего не зависит. Я попыталась. Не вышло. Кто меня в чём упрекнёт?
6. Глава 5
— Животное! Я запрещаю тебе ко мне прикасаться! — кричу, задыхаясь от беспомощной злости. — Только попробуй меня осквернить!
— Осквернить!.. — хамски хмыкает сзади Лачо, спуская с меня лосины вместе с нижним бельём.
А я даже сделать ему ничего не могу. Он меня привязал, сволочь! Как ведьму перед сожжением к столбу примотал. Скотина!
И даже лягнуть его в ответ не получится. Мешают болтающиеся на щиколотках тряпки, которые он предусмотрительно снимать не стал. Теперь понятно, почему. Чтоб по ногам ими связать. Чтоб уж наверняка!
Меня трясёт от возмущения и страха. Причём боюсь я не того, что он собрался сделать, а себя. Своего стыдного и неуместного возбуждения, его признаков, что выдают реальное положение дел с головой.
— Чем я тебя таким могу осквернить? — опаляет он мою щёку быстрым шёпотом, задирая коротенький топ до самых подмышек. — Может, этим?
Лачо обхватывает руками мою грудь, а я громко ахаю и хочется сердце рукой придержать, чтобы оно мне стуком рёбра не выбило. Я слышу его грохот в ушах, ощущаю пульсацию горлом! Как же это унизительно! А я выгибаюсь, с упоением подставляя шею жадным губам и ничего не могу с собой сделать. В меня словно что-то вселяется. То самое бессознательное, звериное, лютое, глухое к доводам, не признающее запретов.