Строптивая для Мачете - стр. 11
Никогда не думала, что способна так низко пасть. Да ещё при таких сомнительных обстоятельствах.
Он беззастенчиво ласкает меня, прихватывая пальцами острые соски, лишь распаляясь от моих слабых протестов. Крупные, сильные руки терзают и мнут мою кожу, требовательно, властно, как свою собственность, и прекратить это не как. Возможности вырваться нет. Я приказываю себе расслабиться. Не реагировать. Не позориться. Но куда там...
Меня практически трясёт, мне хочется отметин и синяков, чтобы унять хоть как-то гудящий в венах голод.
— Так чем же? — касается моей шеи его горячее, сбивчивое дыхание. — Ты трёшься об меня как шлюшка
Я заставляю себя переключиться на его слова, а не на губы. Но смысл постоянно ускользает.
Широкая ладонь скользит по моим рёбрам вниз, прижимая меня спиной к крепкому, жилистому торсу. Я чувствую каждый мускул через тонкую ткань рубашки. Каменную грудь, рельефный пресс и ягодицами — узкие бёдра с твёрдой, выпирающей ширинкой.
Я пугаюсь собственного стона и быстро спохватываюсь в упрямой потребности перед собой оправдаться.
Вопрос, Злата.
Он задал вопрос.
— Здесь нет твоей заслуги. Просто у меня давно никого не было!
Через силу заставляю себя собрать волю в кулак, пытаюсь освободиться, но резко всхлипываю, когда Лачо вдавливает меня в дерево, продолжая свободной рукой истязать мою грудь.
— Ещё не замужем и уже не девочка?! — рычит в хриплом голосе удивление.
Он вдруг набрасывается на меня. Теперь по-настоящему. Всё, что было до этого, близко не передаёт его темперамента. Жёсткие пальцы накрывают горло, заставляя меня запрокинуть голову. Лачо сминает мои губы своими губами, и это как взрыв. Ослепляющий. Алчный. Сумасшедший. Это похоже на пир голодного зверя, терзающего добычу.
Под кожей разливается какая-то зудящая потребность саморазрушения. Та же, что вынудила меня спровоцировать его собственника. Именно она отчего-то пускает сердце вразнос, требуя немедленных доказательств ревности. И что самое страшное — какая-то частичка меня такой его реакции рада.
— А что, цыган, — шиплю с презрением, — боишься сравнения не в свою пользу?
Знаю, тупая затея. Не оправданная ни черта. Необъяснимая.
Тем более, кто сказал, что я ему нравлюсь? Может, он регулярно нагибает на пустыре хорошеньких мажорок с юга. А потом всем табором смеётся над тем, как проучил очередную гордячку.
Какая, к чёрту, ревность, если он волок меня по траве как строптивую рабыню? Меня от злости трясёт, как в лихорадке. Я отвечаю на поцелуй укусами, задыхаюсь, чувствуя, что если не прекратим, то потеряю сознание.