Страшная сказка - стр. 8
Как сдерживающие, раздражающие цепи с лязгом осыпаются на пол, душа, сминая, пряча здравый смысл под своим громоздким весом.
Мне никто не ответил. Висевшие на стене кухни часы продолжали размеренно тикать – бегите, глупцы, бегите, – а мать суетилась вокруг стола, чуть ли не до потолка подпрыгивая от ударившего ей в голову опьянения.
Я никак не могла сосредоточиться. В ушах у меня стреляло эхо собственного пульса, отдаваясь в затылке тупой тяжестью.
Она поедет в Крослин, а это, к твоему сведению, в трехстах милях от Лаундервиля.
Звон собственных мыслей перекрывал приглушенный, словно бы доносящийся из соседней комнаты голос матери, пока я силой волей не заставила себя заговорить.
– Нет, – с каждым произнесенным словом туман в моей голове рассасывался, словно на глазах бледнел большой жирный прыщ. – Нет, никуда она не поедет.
Чем дольше я говорила, тем тише становился шум в голове.
Тише, опаснее.
Пока совсем не затих, оставляя во мне лишь голую ярость.
Не покажется вам моя тогдашняя реакция слишком уж драматичной? Не в ссылку же ее отправили, в конце концов… Да вот только для меня эта жизнерадостная девочка с веснушками по по обе щеки была единственным на то время существом, с кем я чувствовала себя свободно, кто всегда выслушивал меня, поддерживал, даже несмотря на то, что в силу своего возраста она не всегда понимала меня (как мои отношения с нашей дражайшей матушкой, например). Сестра была моей единственной подругой, лучом солнца в пасмурном небосводе Лаундервиля; новость о ее отъезде ударила меня под дых, лишив мой подростковый мир хрупкого равновесия.
Учащенно дыша, я не отрывала глаз от Мии и матери. Отец ушел из поля моего зрения, давая возможность им двоим вдоволь насладиться моим разъяренным взглядом. Однако ни одна из них на меня не смотрела. Мать, взмахивая своими короткими рыжими волосами, хлопотала вокруг Мии, взлохмачивая ей кудри, поправляя их и уже не сдерживая довольного смеха, выскакивающего из ее тупого горла. Миа, приложив ладони к красным щекам, с головой нырнула в измятые белые листы (при одном взгляде на которые во мне подымалось что-то когтистое и очень темное).
Горячая ирландская кровь матери в одно мгновение взбурлила в моих жилах, бросившись в лицо волной накаленного жара.
Ни минуты не раздумывая, я со всей силы ударила кулаком по столу. Три пары глаз разом уставились на меня.
– Тише, Соф, – шикнула женщина, вновь переводя взгляд на письмо (письмо из крослинской школы, той, которая одна из лучших по стране) и на Мию.
– Она никуда не поедет, – повторила я сквозь зубы.