Странник. Хроники Альрата - стр. 37

До цели я дохожу минут через сорок пять, останавливаюсь на вершине дюны и прислоняюсь к балке, чтобы немного передохнуть. Жара стоит невыносимая. Я пью воду и начинаю спускаться на другую сторону, на середине склона останавливаюсь и высматриваю второй ориентир – торчащий из песка выход скальной породы. Надо бы тоже здесь что-нибудь установить, но я не рискую так явно выдавать предмет моего интереса. Хотя все прекрасно знают, что я сюда таскаюсь, и знают, что я здесь делаю. Это не особенно законно, но на Желтой земле на такие мелочи внимания не обращают: просто добродушно крутят пальцем у виска, мол хочет Мастер Сентек маяться дурью, так пусть мается. Я ползаю на четвереньках вокруг скалы и разгребаю песок руками, пока не нахожу железное кольцо, потом я еще с четверть часа расчищаю песок, и, наконец, поднимаю крышку люка. Внутри видна самодельная лестница. Я осторожно спускаюсь по ней, люк я за собой не закрываю, потому что, если я это сделаю, то у меня будут все шансы задохнуться. По сравнению с этим местом в гробнице Вейта Ритала царит арктический холод. Добравшись до дна, я раздеваюсь по пояс, достаю из сумки фонарь и включаю его. Передо мной коридор, потолок которого укреплен каркасом из сверхпрочного пластика – тоже моя работа, как и люк. Я беру с собой бутылку воды, и, насвистывая, иду вперед, вожу лучом по стенам, высматривая трещины. Трещин нет, и это хорошо. Коридор затейливо петляет, в одном месте даже заканчивается тупиком, но я пролезаю в пробитый в стене проем и оказываюсь в единственной камере этой гробницы. Я нащупываю ногой педаль на полу, щелчок, и становится светло как на поверхности. Достичь такого эффекта мне удалось при помощи нескольких фонарей и расставленных в нужных местах отполированных листов металла. Мастер Сентек – мастер на все руки. Как и в первый раз, когда я все это увидел, я замираю от восхищения.

Это случилось через полтора месяца после того, как меня привезли на Желтую землю. Был конец лета, стояла жара, да такая, что сегодняшняя с ней и рядом не валялась, уже начинал дуть ветер, и воздух обжигал, а песок оставлял на коже кровавые ссадины. Дни сливались в один: утро, спуск в гробницу, и двенадцать часов лежать на спине и рисовать, пока глаза не начнут слезиться от плохого света, а руки не перестанут двигаться, потом подъем на поверхность, аваго, самогон и сон, больший похож на бред. Через пару недель такой жизни мне захотелось сигануть с этих проклятых лесов и свернуть себе шею. Еще через неделю я решил, что высоты лесов недостаточно, и всерьез задумался над тем, чтобы прыгнуть в шахту гробницы, даже как-то раз стоял там несколько часов и смотрел вниз, пока меня не оттащили от края. В конце концов, я напился и решил, что просто уйду в пустыню, умру там от жары и жажды, и пусть мое тело кто-нибудь случайно выкопает лет через сто-двести. Спьяну идея показалась гениальной, и я поплелся исполнять свой план. От городка я шел несколько часов, видимо намотав кучу кругов, потом взобрался на дюну, запутался в ногах, полетел кубарем по склону и грохнулся в яму. Будучи пьяным, я не получил никаких повреждений, кроме очередного жестокого разочарования в собственной судьбе. Я сел, тряхнул головой, потом достал фонарь – а почему-то я взял с собой фонарь, только не спрашивайте, с какой целью, не имею ни малейшего понятия – и решил выяснить, куда я, собственно, попал. Яма была неглубокой, всего-то метра три, выбраться из нее было вполне реально, но потом я увидел коридор. Выглядел он не слишком безопасно, но учитывая, что я и так собирался умирать, меня это не слишком беспокоило. Мне стало интересно, что же это такое. То есть, понятно было, что это гробница, потому что ничем другим это быть не могло, но мне стало любопытно, чья именно и осталось ли в ней хоть что-нибудь. Я пошел вперед, коридор был чистым, без обвалов, что само по себе уже было большой удачей, потом я наткнулся на дыру. У дыры валялись камни, оставшиеся, когда кто-то пробивал проход. Понятно, нехитрая обманка – замуровать камеру стеной. Но неизвестного посетителя это не слишком впечатлило. Дыра была достаточно большой, чтобы, наклонившись, в нее мог войти человек. Я и вошел, осветил стены и тут протрезвел окончательно.