Старшая дочь дома Шторма - стр. 40
– Мы… – начал было юнга, но я пнула его в голень и сунула в руки мальчишки кинжал.
– Я тут… попыталась расспросить нашего пленника про его рацион. Он, наверное, голоден, – выдала часть правды я. – Но в темноте не заметила ящик, споткнулась и руку об угол распорола. А он, – я кивнула в сторону парня, который замер с открытым ртом, – за меня испугался.
Капитан хмыкнул, вероятно, не поверив ни единому моему слову. И хоть половина того, что я сказала, – чистая правда, доказать мне это вряд ли удастся. Я уже морально приготовилась к новой полиции обвинений со стороны Эмиля, но он лишь протянул мне руку.
– В таком случае я отведу вас к лекарю и распоряжусь, чтобы тритону дали часть рыбы из старых запасов, – холодно произнес он.
Я покосилась на морского обитателя в надежде понять, как он относится к перспективе такой трапезы, но тот картинно повис на своих цепях, изображая полное бессилие и смирение ссудьбой. Ага, значит, как беззащитную девушку пугать – так он первый, но стоило капитану спуститься в трюм, как эта рыбина уже и не при делах вовсе. Каков хитрец!
Взглядом предупредив юнгу, чтобы не вмешивался, я направилась вслед за капитаном на нижнюю палубу, через нее – в отгороженный закуток, где обитал целитель. Он, разбуженный шумом, уже не спал и встревоженно выглядывал из-за двери, которую подсветил фонарем, как делал всегда в случае каких-то непредвиденных обстоятельств: так получившие ранение матросы могли быстрее найти его в полумраке корабля.
Увидев мою окровавленную руку, лекарь побледнел, но, бросив быстрый взгляд на капитана, вопросы задавать не стал, вместо этого отправил одного из матросов, которые крутились неподалеку и изнывали от любопытства, к коку за кипяченой водой.
Эмиль ушел, не проронив ни слова. Я же осталась наедине с чопорным стариком. Он срезал рукав рубашки и бегло осмотрел рану, пока я пересказывала ему ту же версию, которую уже озвучила капитану. Лекарь поднял на меня смеющийся взгляд и покачал головой.
– Придумайте что-нибудь более правдоподобное, сэра. Такие ровные раны не могли остаться от тупого угла ящика, даже если он был обит медью, и вы влетели в него набегу.
Целитель цокнул и замолчал. Матрос с деревянной кадкой горячей воды вошел без стука и, поставив ее на пол, был бесцеремонно выгнан за дверь.
Я поджала губы, лихорадочно соображая, что ответить лекарю, если он начнет задавать вопросы. Но он тонко улыбнулся и принялся чистым куском бинта смывать кровь с моей руки. Потом он принялся прочищать рану, и мне пришлось сжимать губы, чтобы не зашипеть от боли.