Старшая дочь дома Шторма - стр. 33
По моей коже пробежал холодок, хоть ночь сегодня выдалась душная. Сирены забрали тела – больше некому. Неужели они… съедят покойников? Даже если и так – всего четыре тела недостаточно, чтобы накормить всю ту толпу, которая атаковала корабль. Оно ведь того не стоило. Или человеческое мясо – что-то вроде лакомства? Настолько ли ценного, чтобы сражаться и умирать за него?
Чем больше я вдавалась в размышления по поводу рациона сирен, тем больше появлялось вопросов. Ответ на которые знал тритон, заточенный в трюме. Но захочет ли он со мной разговаривать?
Я посмотрела на доски палубы, будто могла сквозь них разглядеть сверкающую чешую, и вздохнула.
Что ж, рано или поздно мне придется с ним поговорить – иначе какой был смысл в его поимке? Сейчас и тема разговора появилась – ну, хоть какая-то – и на корабле тихо после тяжелого дня.
Нежелание оставаться наедине с собственными мыслями оказалось сильнее даже страха перед опасной подводной тварью. Так что я спустилась на нижнюю палубу, где уже храпели матросы. Пробираясь к лестнице в трюм почти на ощупь, я пару раз наткнулась на кого-то, меня обругали, но никто так и не проснулся. Неудивительно: после битвы моряков мог разбудить разве что пушечный залп или команда Эмиля, все остальное, в том числе моя тщедушная персона, вряд ли способно нарушить их покой.
В трюме, согласно распоряжению капитана, должен был дежурить кто-то из команды. Оказавшись внизу, я споткнулась о какой-то ящик и пролетела несколько шагов вперед, едва не свалившись. Ноги тут же почти по колено оказались в стоячей воде, запах которой неприятно резанул ноздри.
Оглядевшись, я заметила у борта юнгу, который посапывал, подложив под голову мятый пустой мешок. У его ног стояла почти потухшая лампа, света которой едва хватало, чтобы в темноте различить очертания тритона, скованного цепями и веревками, которые в другое время служили для фиксации груза.
Я замерла, перед мысленным взором промелькнули ужасные картины того, как сирены острыми зубами впиваются в плоть умерших и раздирают их на части. Помотав головой, я отогнала жуткие фантазии и сосредоточилась на том, что меня окружает на самом деле.
Хвост тритона почти полностью скрывала вода, только плавники торчали на поверхности, неловко пристроенные поверх каких-то тюков. Руки морской твари сковали цепью, которую прикрепили к крюкам на потолке. В лучшие времена на них висели копченые свиные туши. Волосы, которые в полумраке трюма казались поблекшими, закрывали лицо, так что я не могла понять, спит ли тритон, или замер и наблюдает за мной. Он почти не двигался, только вздымались широкие плечи, и судя по их движению можно догадаться, что дышать тритону уже тяжело.