Старьевщики - стр. 39
Так вот, пришел ко мне доктор Менгеле на дом, ногу больную ощупал, головой понимающе покивал, сообщил, что через неделю бегать буду, и повязку тугую наложил. После этого по всем правилам выписал мне больничный и, уже собираясь уходить, обратил внимание на доску.
– Что, увлекаемся? – кивнул он на шахматы, споласкивая руки под рукомойником.
– Да так, играю помаленьку, – ответил я, поглаживая лодыжку. – Только здесь не с кем.
– Почему же не с кем? – сказал он, поглядывая на часы. – У меня как раз полчасика свободных есть. Расставляй.
Ха, полчасика! Просидели все два! Играли мы примерно одинаково, поэтому и закончили свой минитурнир вничью 4:4. Только Доктор Менгеле посетовал, что я долго думаю, и честнее будет играть по часам. Благо, у него дома такие часы есть. С тех пор и повелось. По вторникам и четвергам я ходил к Менгеле играть в шахматы. Десять партий по десять минут под самогон, домашнее салко и малосольные огурчики, благо Зимин, в отличие от меня, в Сосновке холостяковал недолго. Стал, как говориться, сожительствовать с соседкой. Настей зовут, хорошая такая бабенка, домовитая, хозяйственная – вдова из местных, но с явно южнорусскими корнями. А голос! Ротой не перекричишь! У нее дед, кажется, из казаков, так ее «казачкой» на селе и кличут. Молочной фермой в совхозе (или как там нынче – в ОАО «Сосновское»?) заведует, несмотря на двоих малолетних детей. Так что с молочными продуктами у них проблем нет. И творожок, и сливки, и маслице! А какая сметанка! Ложка стоит! И все сама, даже сыр солит. А какие пироги печет – пальчики оближешь!
С доктором Менгеле Настюха греховодила сначала тайно, по-соседски, когда еще ейный муж Василий жив был, а Менгеле в медпункте прямо на смотровой кушетке спал. А уж потом, после похорон, сожительствовали в открытую. Говорят, что хороший был мужик Василий, да только слабохарактерный. Плохо у него чего-то с почками было и остальными потрохами, нельзя ему было пить совсем. А он, как праздник какой на селе, уйдет с мужиками и напьется до потери сознания. Так его мужики в горизонтальном положении жене и приносили. Потом неделю в койке синий, как покойник, лежал – встать не мог. Настюха и просила, и плакала, и уйти грозилась, а он все свое. Отлежится, месяц держится, а потом снова. Вот однажды и не отлежался, и даже доктор Менгеле помочь не смог. Внутреннее кровоизлияние, в город надо было везти, а какой тут город, когда все дороги размыло, на танке не проедешь. Настюха мужа схоронила, отгоревала, сколько положено и как-то вечером пришла к Менгеле в медпункт (он ведь при медпункте жил, как я когда-то при школьной библиотеке), взяла его за руку и увела к себе жить. И дожидаясь, пока сожитель ее станет великим эскулапом, осчастливила доктора Менгеле двумя чудными карапузами. Теперь, как к ним не придешь, всюду пеленки висят. Памперсы в этом семействе как-то не уважали, да и дорогущие они.