Старьевщики - стр. 38
Так вот, представьте себе берег пруда, усеянный телами. Не волнуйтесь, живыми телами, вполне живыми, хоть и изрядно побитыми. И над ними ходит, как египетский Анубис в стране мертвых, наш доктор Зимин в белом халате с закатанными руками и медицинской сумкой через плечо. Не спеша так ходит, порою склоняясь над телами и производя какие-то манипуляции. Первую помощь оказывает, не разбирая, где свой, где чужой. Клятву Гиппократа помнит. Кому руку в лангетку закатает, кому глаз подбитый бодягой помажет. Одному мужику ухо оторванное пришил. Обычной иголкой с суровыми нитками, наживую, под стакан самогона в виде анестезии. Большими такими стежками. Ничего, прижилось. А Звонареву плечо вывихнутое вправил – не удержался-таки наш глава в роли третейского судьи, тоже к рукоприкладству приложился. Да так дернул, что Андрей Анатольич взревел весенним медведем: «Что ж ты, изверг, делаешь! Палач гестаповский! Доктор Менгеле недобитый!» С тех пор и пошло.
Но наиболее ярко проявил Менгеле свои гуманистически-садистские наклонности во время «зубной эпопеи». У Менгеле заболел зуб, самолечение и походы к бабке Спиридонихе эффекта не дали, через неделю морду Сереге разнесло, пришлось ехать в Мещерск. В государственную клинику его даже с раздутой мордой без талончика не прияли, предложили зайти «на недельке». Пришлось обратиться в частный сектор. Там Серега сначала обалдел от обилия мудреной медтехники и блеска инструментов, от удобного кресла, от ласкового обхождения персонала. Зуб-мучитель ему выдрали (не без проблем, даже молотком пришлось постучать – сложный случай), дали отлежаться на удобнейшей кушетке и вручили счет. И Серега снова обалдел. Почти все деньги, врученные ему Настюхой на покупку зимней обуви для детей, пошли на оплату услуг хирургов. Зато в Сосновку Серега вернулся с непреодолимым желанием стать зубным врачом. И именно – хирургом. Он надыбал где-то зубоврачебной литературы и стал самообразовываться. А тут и инструмент подвернулся, Лимон, подрядившийся пастухом к фермерам на Рыжем хуторе, нашел на мельнице клад. Старинный саквояж рыжей кожи в нише за конторкой. Лимона тогда чуть кондрашка от радости не хватила. Думал – червонцы николаевские и цацки разные. Но вместо золотишка в саквояже хранились какие-то мудреные щипцы и клещи. Саквояж я опознал как инструмент земского врача в дореволюционной России, в результате чего он был обменян Лимоном в «Сельпе» у Люськи – продавщицы на водку и немудреную закусь. И надо было именно в этот момент в магазин зайти Сереге. Сахару хотел прикупить по заданию супружницы. Он инструмент узнал, немедленно его у Люськи выкупил и принялся тренироваться. В основном – на черепах крупного рогатого скота. Набив руку, Серега переделал стоящее без дела гинекологическое кресло в зубоврачебное и вывесил в своем пункте объявление о лечении зубов по льготным ценам. Лечение сводилось исключительно к удалению. Первой на прием пришла Спиридониха. В ходе экзекуции лишилась сразу трех древних корней, пару раз вскрикнула, но в итоге Серегу похвалила, сказала, что рука у него легкая. Сарафанное радио сработало безупречно, бабки потянулись в кабинет фельдшера. Особо Серегу порадовало, что клещи в саквояже были разные, чуть ли не для каждого зуба персональный. Окрыленный первыми успехами, Серега даже сделал рейд по ближайшим селам, за что его пропечатали в районке под заголовком «Сосновский эскулап». Такая прыть не прошла бесследно, новокаин у Сереги скоро кончился, а руки чесались, ибо успех окрылил. В общем, итогом его «зубной эпопеи» стала жуткая картина, когда он несся по улице Новой в сторону правления с клещами в окровавленных руках. Гнался за Липаткиным, которому пытался выдрать коренной зуб под две таблетки анальгина. Овцебык, также окровавленный до пояса, издавая жуткие стоны, спасся от Зимина, забравшись на фонарный столб у правления. И надо было такому случиться, что именно в этот момент на площади чествовали передовиков района в рамках праздника «День урожая». Все районное руководство присутствовало и местная пресса! Был жуткий скандал, Липаткина увезли спасать в райбольницу на «Скорой», а зубную практику Зимину строго запретили с насильственным изъятием злополучного саквояжа. Но надо признать, в окровавленном белом халате с закатанными рукавами, с горящими в хирургическом азарте глазами Зимин и в самом деле весьма походил на гестаповского палача.