Спрятанные во времени - стр. 42
– Лужана, вызови Порухайло!
Вскотский отвалился на спинку кресла и принялся ждать с недовольным видом. Собрание как одна фигура поголовно заерзало на сиденьях, повторяя за директором порывистые движения бедра – будто кто-то вбил в них по нехорошему гвоздю, не дававшему сидеть прямо.
За наглухо закрытыми окнами резвился майский солнечный день, хотелось рвануть на реку или куда глаза глядят – лишь бы не оставаться до вечера в мрачном промозглом здании, выгнать из которого мзгу можно только растопив сорок сороков каминных печей, что из экономии стояли холодными, да еще и гудели сквозняком, нагоняя на всех тоску.
Директор, как свойственно от природы начальству, тонко чувствуя настроение коллектива, укрепился в намерении каждого держать до последней черты терпения, когда все планы на день валились в тартарары и оставалось лишь затемно вернуться домой, выпить чаю с «докторской» и упасть в короткий тревожный сон, чтобы утром вернуться в учреждение.
Где-то на краю слуха в коридорах скрипели доски. Внизу в первом этаже что-то глухо стукнуло.
– Чтоб их! – фыркнул Вскотский и снова потянулся к жестянке.
– Фракийскую статую понесли, – мрачно встрял Кудапов, сгибая на столе бумажонку. «Кораблик» в его руках, миновав стадию «журавля», сразу превратился в «овечку».
Директор передумал и орать в жестянку не стал, удовлетворенный объяснением Кудапова. Видно было, что до фракийских шедевров ему – через раз и опосля бани, то есть никакого дела.
Снова повисла тишина.
О прошествии нескольких минут одна из дверей, видно, выходившая в коридор, распахнулась и в кабинет в ореоле спертого воздуха из хранилищ ворвался заведующий отделением рукописей – рослый дебелый хлопец с мордой вокзальным циферблатом. «Хлопец», впрочем, вблизи оказался мужчиной за пятьдесят, чья моложавость объяснялась восковой гладкостью лица, происходившей от отека, который возникает обыкновенно от чрезмерного увлечения горячительным. Илья, погрузившись в ассоциации, про себя нарек его «сливой», и даже уточнил – «очаковская»31.
Слива-Порухайло был одет в коричневый пиджак «в елку», песочные брюки и сорочку белизны необыкновенной, подчеркивавшей болезненный оттенок лица. Громовым голосом, в котором сквозила обида человека, по блажи оторванного от дел, главный рукописец выдал почтенному собранию: «Здорово, товарищи заседанцы! Кхм…», – и уселся на единственное свободное место – ближайшее к директорскому столу, которое никто не хотел занять.
Вскотский приступил к вопросу повестки дня, не скупясь на междометия, придающие шик всякой ведомственной речи. В чем состояла его суть, мы уже знаем из предыдущего: исполина-рабочего, которого должны изготовить в Туле из экспериментального особо ценного материала, имевшего оборонное значение, нужно будет ставить в музей – при том эта сволочь ни в какую не помещалась по высоте. Отвертеться от исполина не выходило, а установить его следовало под крышей, так что теперь нужно было этакое придумать и предпринять… Что именно – пока никто не измыслил, потому что большое в малое не входило, хоть ломай крышу.