Советник на зиму. Роман - стр. 9
Что значит – «выбиться в люди»? За кого она принимает родного брата? У Несговорова творческая профессия. Он бывает по-настоящему счастлив, когда работает. Работа дает какой-никакой заработок и, например, вот эту комнату, где даже Дашу удалось приютить. А сегодня они с Дашей смогли попаcть на самый модный спектакль и беседовали с гениальной актрисой. Не забыть бы написать об этом Шуре! Какое ему дело до тех, кто живет в башне?..
Картина, укрытая на мольберте от постороннего глаза, была далека от завершения. Замысел пришел во сне. Долгие годы, чуть не с детства, Несговоров пытался уяснить тайное напряжение жизни, из века в век протекающей в малоподвижных, усталых, нищих формах. Откуда исходит божественный зов и зачем между ним и человеком эта серая глухая стена? И вот однажды… Впрочем, Несговоров знал, что сны невозможно скопировать, рассказать или изобразить, они могут лишь послужить запалом, указать продуктивное приложение сил. Сон – величайший творец. Во сне все образы неизмеримо значительнее, чем оказываются по пробуждении, и сколько ни напрягай память, значительность их так и остается за семью печатями. Дело художника – попытаться воссоздать ее заново. Воплотить в наличных формах состояние инобытия. Все зависит от способности человека работать на пределе возможного, да еще от того, конечно, где поставлен ему этот незримый предел.
Но сюжет картины, сам-то голый сюжет был именно из сна.
Монастырский двор. Осеннее небо свинцовой тяжестью придавливает к земле и без того низкие, серые от дождя постройки. Деревца роняют последние листья. Посреди двора лужа, ее только что миновала запряженная парой лошадей бричка, оставляя на сырой земле глубокую колею. Колесо брички наехало на веточку молодой поросли – удивительно бодрую, всю в еще зеленых мокрых листьях, – вдавило ее в грязь. Раненная лоза с поврежденной корой и сорванными листьями напряглась, сопротивляясь смертоносной силе… А в глубине двора, в широком проеме кирпичных ворот, желтеет березовая аллея, уходя в бесконечную даль, и там, совсем уж далеко, – клочок ясного неба и солнечный луч.
Аллея была, конечно, средоточием и вершиной замысла. В ее легчайшем пламени суждено сгореть всем тягостям и болям бренного мира с его сыростью, холодом, слякотью, чахлой растительностью, жалкими постройками, со всей этой непреодолимой бедностью, всем этим непрерывным умиранием…
Однако сейчас Несговорова больше всего занимала придавленная лоза. Он набрасывал на холсте ее отчаянный изгиб, затирал рисунок и снова набрасывал, стараясь придать ей больше упругости, воли к жизни, опять оставался недоволен и начинал с начала… Как показать, что лоза не хрупнула под железным ободом и не осталась навек кривой калекой, что она вот-вот взмахнет верхушкой и выправится, а к весне зазеленеет, залечит раны, и с годами вырастет из нее прекрасное стройное дерево? Как изобразить колесо: взять момент, когда оно только-только пригнуло веточку, или когда уже отъехало, предоставив ей, поруганной, свободу выбора между жизнью и смертью?..