Сонька. Конец легенды - стр. 41
– Я бы тоже, – неожиданно тихо произнесла девочка.
Потапов от удивления даже икнул, а девочка разъяснила:
– Они описали всё у нас, и мы стали вовсе нищими.
Гришин обнял голову дочки, прижал к себе.
Худенькое тельце ее вдруг стало мелко вздрагивать – она плакала. Гришин также вытер выступившие слезы, высморкался в большой и не очень свежий носовой платок.
– Вот только ради них. Ради сердечных и единственных готов вернуться в вашу мыловарню, – налил снова в рюмки, поднял свою. – Давай-ка за мою сердечную Дашеньку. Это ведь не ребенок – ангел, спустившийся с небес.
Выпили, закусили студнем и горчицей. Гришин поинтересовался:
– Супруге деньги давали?
– Да, вполне приличную сумму. От департамента в качестве вспомоществования…
– Напрасно. Она женщина замечательная, но крайне скаредна и скрытна.
Потапов достал из портмоне пару купюр по десять рублей, положил на стол.
– Могу предложить от себя лично. До первого вашего вознаграждения на службе.
– Благодарю, – Гришин сунул деньги в карман. – Непременно с отдачей. Честь имею!
Визитер остался сидеть в кабаке, чтобы рассчитаться за стол, и видел, как Егор Никитич направился к выходу, петляя между столами. Его надежно и осторожно поддерживала под руку тощая и верная Дашенька.
Изюмов при виде входящего в вестибюль театра господина Икрамова едва не лишился речи. Несмотря на то что полковник был в цивильной одежде – длинном изящном пальто, не узнать его было невозможно. Сопровождал его кавказец-телохранитель, высокий, статный, по-восточному надменный.
Бывший артист, ныне выполняющий функции швейцара, сделал пару шагов навстречу визитеру, галантно поклонился и почему-то по-военному поприветствовал:
– Здравия желаю, господин полковник. По какой надобности изволите?
Тот несколько удивленно взглянул на него, не сразу признал.
– Здравия желаю… Господин артист?
– Бывший. Судьба артиста подобна фейерверку – сначала пламя, потом пепел… К Гавриле Емельянычу?
– Да, он ждет меня.
– Сейчас доложу.
Изюмов заспешил наверх, полковник понаблюдал за беседующими на верхней лестнице артистами, послушал доносящиеся со сцены распевки, принялся бессмысленно изучать выставленную здесь афишу. Телохранитель почтительно стоял чуть поодаль, внимательно и ненавязчиво следил за хозяином.
Директор театра вышел навстречу гостю с традиционно протянутыми руками.
– Господи, князь… Ваше высокородие! Как я рад. Нет, не рад, счастлив. Столь высокий и желанный гость впервые в этом скромном кабинете, – забежал следом, помог усесться в кресло, бросил беглый взгляд на торчавшего в дверях Изюмова. – У вас, сударь, вопросы?