Сокол Спарты - стр. 45
– Что мне делать, я не знаю. Бежать не могу, а если остаться, то, думаю, добром это не кончится.
– У тебя нет ни жены, ни детей. Твоя жизнь всецело принадлежит тебе. Сколько тебе лет, тридцать?
– Двадцать шесть! – воскликнул Ксенофонт горестно.
Сократ усмешливо вздохнул.
– Когда-нибудь, друг мой, мы побеседуем с тобою о тщеславии. А пока взгляни на свою жизнь такой, какая она есть. Что ты думаешь делать? Будешь жить, как жил? На какие изменения ты способен?
Ксенофонт распрямил спину, принимая еще одну чашу с вином, хотя в голове от выпитого начинало плыть. Сделав глоток, он попробовал отрешиться от себя и окинуть свою жизнь взглядом незнакомца.
Вино воздействовало именно так, как внушал Сократ, и великие откровения посещали тех, у кого доставало духа рассуждать честно.
– Я должен покинуть Афины, – проговорил он, как сквозь дымку. – Пускай это мой дом, но я должен его навсегда оставить.
Сократ улыбнулся и через стол крепко ухватил его за руку.
– Не навсегда, друг мой. Даже афиняне в конечном итоге склонны забывать и прощать. Ты молод, Ксенофонт, и топчешься на месте с бременем беспокойства и страха на плечах. Так сбрось же его! Повидай мир. А со временем ты возвратишься. Уверяю тебя, к той поре все потрясения улягутся и их позабудут. Таков заведенный порядок вещей. Шагай вдаль, смотри вширь, постигай и достигай. А домой придешь с историями, коими развлечешь мою любимую жену.
Ксенофонт встал и обнял своего пожилого собеседника.
– Научиться быть в ладу с собой и через это прийти к благоденствию – это все, что я когда-либо испрашивал у судьбы! – задрожал он губами от чувства. – Ты всегда знал то, что мне приоткрывалось лишь мельком. Вот кого нужно поставить во главе Афин – тебя, Сократ! Тогда бы наш город достиг подлинного величия!
– Он велик и без того, друг мой. Хорошо бы тебе это узреть. Если ты доверяешь моим суждениям, то глас народа тебе подобает ставить несколько выше. Таким был и Критий. Завтра получать мою науку придет юноша, по мнению которого человек нуждается в опекунах так же, как стадо в пастухе. Ну почему получается так, что все мои лучшие ученики упорно отказываются видеть ценность наших афинских диспутов; того, как в спорах и сомнениях рождается истина? В целом свете ступить некуда от обилия указчиков и опекунов. Тиранов, царей и правителей расплодилось не меньше, чем жалящих пчел. И только здесь, в Афинах, даруется право голоса молодым, малоимущим и тем, кто умен. Дается оно и таким нерадивцам, как я, без состояния и богатых покровителей. Мальчик мой, то, что мы здесь имеем, подобно цветку под полуденным солнцем! Оно уязвимей бабочки, более хрупко, чем стекло!