Социологический ежегодник 2015-2016 - стр. 65
Второй принцип касается содержания морали – как «явления, не исчерпывающегося понятиями пользы / вреда или справедливости» [Haidt, 2013, p. 289]. Хайдт подразумевает здесь культурное разнообразие моральных представлений, опирающихся на ряд фундаментальных оснований, адаптивно-эволюционных по своему генезису и назначению. Эти основания имеют врожденный характер, однако не в том смысле, что они универсальны, неизменны или даются человеку в момент его появления на свет. Врожденность в данном случае означает «структурирование реакций с опережением опыта» – притом что позднее (в разных социальных, культурных и политических контекстах) опыт способен подавлять либо усиливать значимость исходных моральных оснований. Третий принцип осмысления морали в ХХI столетии, по Хайдту, состоит в понимании того, что «мораль ослепляет и связывает» и потому ее следует трактовать как авторитарный фактор ин-групповой сплоченности и аут-групповой предубежденности, т.е. как предпосылку межгрупповых (социальных, культурных, религиозных и даже внутридисциплинарных) стереотипов, предрассудков и нетерпимости [Haidt, 2013, p. 292].
По сравнению с Джонатаном Хайдтом Габриэль Абенд (социологический факультет Нью-Йоркского университета, г. Нью-Йорк, США) занимает более сдержанную позицию в вопросе о научных перспективах моральной психологии в ее нынешнем виде [Abend, 2012]. То, что сегодня называют новой наукой о морали (т.е. совокупность данных, собранных в русле эволюционной биологии, нейроиследований и экспериментальной психологии), охватывает лишь малую толику явлений, принадлежащих сфере морального, полагает Абенд. Фокусом исследований и, по сути, их единственным объектом становятся индивидуальные моральные суждения весьма специфического толка, а именно те, которые формулирует респондент (в стенах лаборатории либо в виртуальном пространстве онлайн-опросов) в качестве ответов на вопросы экспериментатора о воображаемом действии в воображаемой ситуации. Очевидно, что подобные оценочные суждения не исчерпывают арсенала «моральных вещей», а потому выводы, полученные путем обобщений этого класса моральных событий, никак не могут служить достаточным основанием для достоверных научных суждений о природе морали и ее функциях в социальных сообществах, полагает Абенд.
Исходный постулат его критики в адрес новой науки о морали состоит в том, что сейчас предметом анализа выступает частный случай морального: индивидуальные суждения о правильности, допустимости или уместности некоторого действия, представляющие собой непосредственную реакцию на наличный ситуационный стимул в текущий момент времени. Однако сторонники данного исследовательского подхода, который Абенд обозначает аббревиатурой MJA (moral judgement approach − подход, зацикленный на моральных суждениях), не интересуются степенью распространенности или социальной значимости подобных моральных эпизодов в повседневной жизни людей. Между тем сфера морального, помимо суждений данного типа, включает в себя массу иных оценочных суждений, а также явлений рефлексивного, эмоционального, когнитивного, поведенческого толка, которые и вовсе не принадлежат области суждений. В таком случае очевидно, что выводы, полученные экспериментальной психологией морали, вкупе с данными нейроаналитиков, не могут претендовать на универсальность в качестве теоретических заключений о природе и функциях морали как таковой. Следовательно, вопрос состоит не в том, что может сообщить научному и социальному сообществу новая наука о морали, а в том, о чем она вынужденно умалчивает, поскольку мораль, по сути дела, остается вне ее поля зрения.